– И меня туда же потянуло, – буркнул Виктор Васильевич.

А, может, не зря потянуло?.. Ведь суть научного коммунизма сводится к тому лишь, что человек приходит ниоткуда и уходит в никуда, успев пожрать, поспать, погадить и померть. Четыре «П». Эвклидов квадрат. Или четыре стороны света!

Но Правда ли это – как отзвук возникает «пятым колесом» новое «П»? Ведь у госпожи Природы нет ничего бессмысленного, нереального. Взять хотя бы общеизвестный круговорот воды. И все остальные материальные вещи должны иметь свой круговорот, возможно тесно переплетаясь даже с мистикой.

– У них своя жизнь, пускай сами решают, – опять вслух промолвил Виктор Васильевич и потянулся за книжкой.

Но никакое чтиво сейчас в голову не лезло. Из-за Ксюхи? Вполне допустимо. Ведь у девочки должен же когда-нибудь появиться воздыхатель. Это тоже Природою предопределено, ибо у любой пташки должно быть два крыла, иначе она никогда не взлетит, тем более не запоёт.

Что же так неспокойно-то сегодня? Может, атмосферное давление пошаливает? Человек живёт надеждою, ибо она одна знает, как выбраться из непроходимого болота. Именно Надежда, а никакая не Кривая вместе с Нелёгкою, как поёт Высоцкий, знаменитый артист из нашумевшего театра на Таганке.

В прихожей стукнула дверь. Странно. Сын не мог ещё вернуться – служба не кончилась. Ксюша? Она вечно ключи дома забывает. Или не забыла?

Виктор Васильевич поспешил в прихожую и обнаружил любимую внучку. В первое мгновение он её не узнал: перед ним стояла маленькая, сгорбленная старушка.

– Ксюха! Что случилось? Что с тобой, девочка? – кинулся к ней Виктор Васильевич.

Та, ни слова не говоря, прошла в комнату, осторожно присела на диван и закрыла лицо руками, плечи у неё подозрительно дрогнули.

– Ксюха, успокойся, всё проходит, пройдёт и это, – дед присел возле неё и обнял за лечи.

– Так было написано на кольце царя Соломона? – подняла на него Ксюша полные слёз глаза.

– Да.

В следующую секунду Ксения задрожала всем телом, и девочку настиг шквал истерических рыданий. Она уткнулась деду в модную джинсовую жилетку, громко и безутешно всхлипывая. Виктор Васильевич гладил внучку по голове, говорил какие-то несусветные вещи, пытаясь успокоить.

Ксения постепенно затихла. Виктор Васильевич уложил девочку на диван, укрыл её пледом и, пододвинув стул, сел напротив. Потом осторожно заглянул ей в глаза.

– Так. А теперь рассказывай, что случилось, и кто тебя обидел?

– Ничего не случилось, – устало проговорила девочка. – Не надо никаких разборок и, пожалуйста, никаких советов.

– Так. Ты помнишь наш уговор на всю оставшуюся жизнь?

– Помню, – кивнула Ксюша.

– Мы с тобой договаривались рассказывать друг дружке обо всех и всяческих, особенно неадекватных происшествиях. Так?

Ксюша молча кивнула.

– В чём же дело? – настаивал дед. – Или ты разрыдалась просто так, потому что очень захотелось, давно не плакала в жилетку?

– Давно, – согласилась девочка.

– Не вынуждай меня заставлять тебя рассказывать о своих проблемах.

– Ой! И как это будет выглядеть? – Ксюша кисло улыбнулась сквозь ещё не высохшие слёзы.

– Рассказывай, тебе говорят!

– Ну, хорошо, – согласилась девочка. – Мы с Сашкой встретились в метро на Арбате. Они там недалеко живут. Потом пошли к ним.

– Сразу?

– Да. Почти, – кивнула Ксюша. – По дороге Сашка рассказывал, что нашим знакомством больше всего интересуется его мама. Типа, не успел приехать в Москву, уже какую-то девочку подцепил. Что, все москвички такие? Но я на это замечание не отреагировала, потому что Сашкину маму ещё не знала, а как мальчишки могут исказить родительские нравоучения, – факт давно известный.

– Ладно. Давай дальше, – нахмурился Виктор Васильевич.

– Дальше мы поднялись в лифте. Кстати, они тоже на десятом этаже живут. Дверь открыла Сашкина мама. Пока Сашка показывал мне квартиру и свою комнату, нас не трогали. Потом его родители позвали нас на кухню испить растворимый ячменный напиток.

– Чёрный?

– Нет. Но с запахом настоящего кофе. Последний писк моды. Разве это имеет значение?

– Не знаю, – задумчиво произнёс дед. – Но постарайся не упускать никаких деталей.

– Во-первых, – заартачилась Ксения, – сейчас просто невозможно с точностью восстановить весь разговор, потому что он не имел для меня особого смысла. А во-вторых, мне кажется, что важны решительные моменты, а не сваленные в кучу «важные» детали – этакий словоблудный винегрет.

– Продолжай.

– Я помню, Сашкина мама начала разговор издалека, мол, по всей России о столице ходят плохие известия, что Москва – сплошное гнездо потребления колбасы, мол, даже финскую «Салями» только в столице купить можно, не говоря уже о «Докторской» за два двадцать, что москвичи никого, кроме себя, не любят и на лимитчиков смотрят, как в Америке на негров. А я спросила её: «Зачем же вы сюда ехали?».

– И что она ответила? – поднял дед правую бровь.

Ксюша знала, дедушка поднимает бровь, только если решает какую-нибудь важную задачу, поэтому постаралась вспомнить как можно подробнее «политический» разговор с родителями мальчика.

– Она ничего существенного не сказала, – Ксюша задумчиво потёрла виски. – Просто перепрыгнула на стандартные шаблоны, мол, к сожалению, только в Москве можно получить толковое образование, только в Москве можно сделать приличную карьеру, только в Москве можно заработать нормальные деньги. И тут меня снова лукавый за язык потянул.

– Что ж ты сказала? – насторожился Виктор Васильевич.

– Да так, – смутилась девочка. – Сказала, что певец Александр Галич и Ленинградский писатель Сергей Довлатов в столице не показывались просто из принципа, что поэт Евгений Евтушенко заработал себе политический статус вовсе не в столице, и что-то ещё наговорила на предмет поклонения деньгам. Моё замечание вывело из себя Сашкину маму и она конкретно заявила, что желала бы видеть рядом со своим сыном девочку совсем другого плана, а не профурсетку московскую с неизвестно какими родителями. Между прочим, у них в Газпромстрое есть какая-то служба, по которой можно узнать всю подноготную человека. Это, вероятно, для того, чтобы лишний раз проверить поступающих к ним на работу. Так вот. Папа у меня, оказывается, нищий литератор, бесхребетный журналюга, позорящий Партию и самого Леонида Ильича, а ты, дедушка, далеко не Левша, а так, второразрядный конструктор эмалированных чайников. Надо сказать, Сашка меня предупреждал, что мамашка у него довольно строгая и что даже выгоняла его один раз из дому, чтобы подчинить, сломать. Я в эти россказни сначала не очень-то поверила. Выгнать ребёнка из дому, мне казалось, не способна никакая мать, будь она хоть четырежды ведьмой, но убедилась – Сашка не врёт!