Из отмелей, расположенных между материком и островами, две трети выходят во время отлива на поверхность, а оставшаяся треть превращается в цепочку лагун, обозначающих естественные пути, по которым Северное море вторгается в промежутки, разделяющие острова. Каждый из этих промежутков похож на речной бар и прегражден опасными мелями, в которых при каждом приливе море промывает глубокие рвы. Огибая остров с востока и запада, две ветви течения устремляются навстречу друг другу, разливаясь на плоском пространстве. Но чем дальше проникают они, тем больше теряют силу, и в результате ни один из островов не может похвастаться, что опоясан не пересыхающим при отливе каналом. Примерно по центру острова с материковой стороны находится водораздел, покрытый водой только пять или шесть часов из двенадцати. Судно, даже самое мелкосидящее, вынуждено подгадывать время, чтобы пройти с этой стороны острова. Что до навигационной пригодности, «Лоцман Северного моря» определяет ее в следующих сухих выражениях: «Проливы, отделяющие эти острова друг от друга и от материка, позволяют мелким каботажным судам служить средством сообщения между Эмсом и Яде, для каковой цели подходят исключительно эти корабли». Самим островам уделяется только пара строк касательно маяков и сигналов.

Чем внимательнее разглядывал я карту, тем сильнее недоумевал. Острова явно представляли собой не более чем песчаные отмели, на каждом из которых ютились горстка домов и церквушка, и единственным намеком на развлечения в сем уединенном ensemble[59] были встречающиеся кое-где надписи «Баде-штранд», означающие, что в летние месяцы эти места навещает некоторое количество отдыхающих с целью принять морские ванны. Нордерней, разумеется, наиболее развит в этом отношении, но даже его городок, пользующийся репутацией веселого и модного водного курорта, на несколько месяцев в году совершенно пустеет и не имеет серьезного коммерческого значения. Материковое же побережье вообще почти пустынно и представляет собой унылую линию дамб со встречающими изредка крошечными деревушками. Я подметил, что большинство их названий оканчивается на «зиль» – омерзительное окончание, которое словно просится применить его ко всей этой области. Тут есть Каролинензиль, Бензерзиль и пр. «Зиль» в переводе с немецкого означает «сточная канава» и «шлюз». В случае с названиями речь, наверное, идет о последнем варианте, но, насколько я заметил, каждая деревня располагается у устья потока, посредством которого в море сбрасываются в том числе и стоки с расположенных за населенным пунктом полей. Шлюз на них присутствует обязательно, потому как иначе расположенные за дамбой низинные земли оказывались бы затопленными. Приглядевшись к отмелям у побережья, я обратил внимание, что через них от устья к устью обозначены линии бонов, свидетельствуя о возможности в прилив проплыть от деревни к деревне, используя русла тех самых потоков – зилей.

– Их мы будем обследовать? – спросил я у Дэвиса.

– Не вижу смысла, – ответил тот. – Это всего лишь пути к этим мелким селениям. Как понимаю, ими пользуются местные галиоты.

– А как насчет миноносцев или патрульных катеров?

– Они могут пройти при высокой воде. Но мне трудно представить себе, какую ценность могут иметь эти зили, разве что послужить последним убежищем для германского флота. К гаваням они не ведут. Постой-ка! Вот тут, в дамбе между Ноейрлингзилем и Дорнумерзилем есть зарубка, означающая, что там есть нечто вроде причала. Но какой смысл его тут строить?

– Почему бы нам не посетить парочку этих потоков?

– Не возражаю, но у нас нет времени слоняться вокруг этих деревень, когда важной работы по горло.

– Так какое значение ты придаешь этому побережью?

У Дэвиса не было ничего, кроме его старой теории, но излагал он ее с такой убежденностью и энергией, что впечатлил меня сильнее, чем раньше.

– Посмотри на острова! – сказал он. – Они явно представляют собой старую береговую линию, разорванную морем на куски. Пространство за ними является огромной приливной гаванью, тридцать миль в длину и пять в ширину, идеально защищенной со стороны моря. Эта акватория просто создана для мелкосидящих военных кораблей с опытными лоцманами. Они способны вынырнуть через прорехи между островами, нанести удар и укрыться. С одной стороны Эмс, с другой – большие эстуарии. Великолепная база для торпедного флота.

Я был согласен с ним (и до сих пор согласен), но все равно пожал плечами.

– Значит, мы продолжаем исследования в том же ключе?

– Да, но теперь надо глядеть в оба. Помни, мы постоянно будем находиться в виду берега.

– Как там поживает барометр?

– Стоит выше, чем обычно в последние дни. Надеюсь, это не принесет за собой тумана. Здешние места знамениты своими туманами, и хорошая погода в такое время года благоприятна для них, как никогда. Я предпочел бы шторм, но нам предстоит облазить проливы между островами, а там очень неуютно, когда ветер дует с моря. Завтра поднимаемся в половине седьмого, не позже. Думаю, что после сегодняшних событий мне стоит лечь в салоне.

Решающие события нашего круиза стремительно приближались. Оглядываясь на шаги, приведшие к ним, и стараясь дать читателю возможность видеть все нашими глазами, я почел за лучшее привести выдержки из моего дневника, относящиеся к последующим трем дням.

«16 окт. (Встали в 6.30, яхта на грунте.) Из трех галиотов, стоявших вчера на якоре в проливе, остался только один… Сегодня моя очередь вооружаться баклажками и идти в Вангерог. Деревеньку я нашел наполовину засыпанной песком; ее обрамляют геометрически правильные ряды песчаного тростника – их задача сдерживать наступление дюн и не дать сему населенному пункту разделить судьбу Помпей. Дружелюбно настроенный бакалейщик поведал мне все, что стоит знать, а это весьма немного. Острова именно такие, какими мы их себе представляли: почти не населенные большую часть года, если не считать небольшой рыбацкой общины да скудного притока летних отдыхающих. Сезон уже закончился, и бизнес моего собеседника пошел на спад. Впрочем, небольшая торговлишка с Большой землей еще ведется при помощи галиотов и лихтеров, часть которых приходит из «зилей» на материке.

– Есть там гавани? – спрашиваю я.

– Грязные дыры! – со смехом отвечает бакалейщик (он приезжий в этих диких местах, не коренной).

Он сказал, что слышал о планах преобразовать острова, превратить их в курорт, но считает все это пустой болтовней.

Трудный переход назад, к яхте, сгибаясь под грузом снаряжения. Пока Дэвис совершает очередную ходку, я отправляюсь поохотиться на птиц и добываю нечто вроде мелкой разновидности бекаса. Мой экземпляр – даже среди своих собратьев карлик, но я издаю радостный клич в надежде убедить всех в искренности наших мотивов.

В час снимаемся с якоря и, проходя мимо стоящего на якоре галиота, хорошенько рассматриваем его. “Корморан” – значится у него на корме. Во всем остальном он похож на сотни других таких же. На палубе никого.