– Чепуха, – махнул он рукой. – У якоря есть буй[62]. Придем завтра и достанем. Сейчас не выйдет. Нам все равно пришлось бы сниматься – волны и ветер слишком сильные. Попробуем пройти в Бензерзиль, здесь верп нас не удержит.

Волнующий получился переход по пересеченной местности, так сказать, над не размеченным вехами водоразделом. Но после утренней прогулки у нас имелись пеленги. Повсюду отмели и буруны. Вскоре мы заметили боны Бензерзиля, но даже под бизанью и стакселем шли слишком быстро. Пришлось лечь в дрейф, потому что канал выглядел пока слишком мелким. Мы наполовину опустили шверт и старались удержать яхту так, чтобы ее не сносило под ветер пережив весьма непростой отрезок времени. В конце концов нам пришлось входить в проток раньше, чем планировалось, потому как вопреки всем усилиям нас сносило под ветер и начало смеркаться. Сделав в 5.15 разворот, мы влетели в канал, оставив слева боны, едва видимые из-за прибоя и растущей воды. Дэвис расположился на носу и сигналил руками: лево, право руля, так держать, а я тем временем, мотаясь из стороны в сторону и избиваемый хребтами волн, сражался с румпелем. Внезапно справа показалось нечто вроде дамбы, подтапливаемой морем. Сквозь завесу дождя проступили очертания берега, на причале стояли и кричали люди. Дэвис лихорадочно замахал левой рукой, я резко переложил руль, и мы оказались на спокойной воде. Еще несколько секунд, и мы уже втискивались в промежуток между двумя деревянными молами. Внутри оказалась крошечная квадратная гавань, но нам не хватало места, чтобы разворачиваться к пристани, и не было времени спускать паруса. Дэвис просто швырнул за борт верповый якорь, и тот взял как раз вовремя, погасив инерцию и не дав бушприту врезаться в стенку. Человек с причала бросил нам конец, и мы подтянулись бортом, будучи изрядно ошарашены развитием событий.

То же самое можно сказать и о местных, которые смотрели на нас так, будто мы свалились в неба. Они были настроены очень дружелюбно, но не без тени разочарования – очевидно, рассчитывали принять участие в спасательных работах. Все рвались спускать паруса и вообще помочь, чем можно. От толчеи нас спасло появление строгого субъекта в очках и мундире, который отогнал жителей прочь и назвался таможенным чиновником (чудно было видеть такую шишку в этой вонючей дыре!). Он спустился в каюту, пребывавшую в жутком хаосе и полную воды, извлек перо, чернила и огромный печатный бланк и потребовал сообщить сведения о грузе, команде, последнем посещенном порте, пункте назначения, припасах, и прочем. Груз – отсутствует (туризм); капитан – Дэвис; команда – я; последний порт – Брунсбюттель; пункт назначения – Англия. Имеется ли спиртное? Виски (предъявлено). Соль? Банка “Серебос” (предъявлена, как и слежавшийся комок в солонке). Кофе? Ну и так далее. Все наши ящики были осмотрены, ружья ощупаны, койки обысканы. Тем временем немецкие карты и журнал, проклятые доказательства нашей деятельности, лежали на самом виду, буквально взывая обратить на них внимание, – в суматохе нашего бегства от Руте мы напрочь забыли припрятать их.

Когда пространный бланк был заполнен, чиновник сложил его и внезапно превратился в человека, разговорчивого и страдающего от жажды, а когда оная была утолена, еще и в покровительственного. Ему втемяшилось в голову, что под нашей грубой одеждой и слоем грязи скрываются два чокнутых богатых аристократа, вполне достойные протеже для столь высокого должностного лица. Он настоял, чтобы мы взяли подушки и отнесли к нему домой сушиться, и, чтобы избавиться от него, мы согласились. К тому же мы все вымокли, проголодались и давно мечтали умыться. Таможенник наконец ушел, и мы припрятали карты и журнал. Но не удалось нам покончить с ужином, как он вернулся, на этот раз в мундире почтмейстера, и отконвоировал нас вместе с подушками по темной и грязной дороге в свой домик неподалеку от пристани. По пути к нему нам пришлось пересечь небольшой мост, перекинутый над небольшой речушкой, перегороженной шлюзом, как мы и предполагали.

Чиновник продемонстрировал добычу жене, которая при виде высокопоставленных иностранцев растерялась и приняла у нас подушки едва не с благоговением. Затем нас препроводили в гастхаус[63], где представили деревенской общественности, с которой мы повели беседу про уток и погоду. Никто не принимал нас всерьез, и никогда я еще не чувствовал себя так глупо в роли заговорщика. Наш приятель, оказавшийся несносным болтуном, пользовался огромным влиянием в этом крошечном порту, почти единственным посетителем которого являлся лангеогский пакетбот – галиот, снующий между островом и материком, согласно приливу. Также несколько лихтеров с кирпичом и другими товарами пришли по реке, их предстояло отбуксировать на острова. Два часа из двенадцати воды в гавани оставалось от пяти до семи футов! Герр Шенкель проводил нас до яхты, которую мы нашли мирно влипшей в грязь, и откланялся. Дэвис говорит, что тут воняет портом и ему не под силу заснуть – он уже думает, как поскорее улизнуть отсюда. Но местные жители убедили нас, что под парусами и при сильном северо-восточном ветре такое невозможно – канал слишком узок для лавировки. Я, со своей стороны, сильно рад оказаться в своего рода порту после двух недель в море. Здесь не надо заботиться о приливах, якорях, ударах о грунт или качке. И на завтрак свежее молоко!»

Продолжу свою историю в повествовательной форме.

В десять часов утра девятнадцатого после долгого и приятного сна я был разбужен голосом Дэвиса снаружи, громко изъяснявшегося с кем-то на своем непередаваемом немецком. Выглянув прямо в пижаме на улицу, я увидел его беседующим на причале с мужчиной в длинном макинтоше и флотской фуражке с золотой тесьмой. У него были аккуратно подстриженная каштановая борода, красивое умное лицо и энергичные манеры. На улице стоял холод и моросил дождь.

Собеседники заметили меня.

– Привет, Каррузерс! – воскликнул Дэвис. – Это коммандер фон Брюнинг с «Блица». А это майнер фройнд Каррузерс.

Дэвису никак не давались глухие согласные на конце немецких слов.

Коммандер широко улыбнулся мне. Я кивнул в ответ непричесанной головой, подумал на миг, что вся наша затея – сущая нелепица, и сконфузился от собственной неряшливости и глупости. Нырнув вниз, я слышал, как они прощаются, и вскоре Дэвис поднялся на борт.

– Мы встречаемся с ним в двенадцать в гостинице, чтобы поговорить, – сказал он.

Мой друг сообщил, что паровой катер с «Блица» пришел с приливом, а их встреча с фон Брюнингом произошла в гостинице, куда он, Дэвис, заглянул за покупками. Затем в гавань вошел и «Корморан», ошвартовавшись рядом. Стало совершенно очевидно, что последний следил за нами, поддерживая связь с «Блицем», и оба воспользовались тем, что мы закупорены в Бензерзиле, чтобы хорошенько прощупать нас. Что еще? Практически ничего. Фон Брюнинг с радостным изумлением приветствовал Дэвиса и сказал, что все гадал вчера, не «Дульчибелла» ли стоит на якоре за Лангеогом? Мой друг сообщил немцу, что мы покинули Балтику и оказались тут на пути домой, заглянув на острова в поисках укрытия от непогоды.