Алан пытался пару раз завязать со мной разговор, но, видя мое состояние, отстал. И правильно. Я и так себя паршиво чувствовала, чтобы что-то из себя строить.

В самолете мне даже удалось задремать, но прилетели мы достаточно быстро. В аэропорту нас встречал уже знакомый мне водитель из окружения дяди Тараса. Каверин вообще годами свою обслугу не менял. Каждого старался ценить по его достоинствам.

Когда показался мой родной двор, я даже не сразу поняла, что мы уже приехали. Алану пришлось открыть мне дверь, чтобы я отмерла и принялась двигать конечностями. Он даже помог мне занести чемодан на лестничную площадку и проследил, чтобы я, зайдя в квартиру, закрылась изнутри.

Здесь ничего не изменилось. Разве только уборщица приходила и все мои листочки с рисунками сложила в аккуратную стопочку. Я, бросив чемодан у дверей, прошлась по квартире, пытаясь ощутить хоть что-то… Ничего. Никаких эмоций не вызывала знакомая обстановка. У меня снова было ощущение, что я на каких-то препаратах.

Я заглянула в холодильник. Еда приготовлена… Меня тут явно ждали, однако, есть мне не хотелось совершенно. Сколько я была в дороге? Довольно долго. Пора бы уже и поужинать. Но вместо этого я села в кресло, натянула на колени теплый плед и уставилась в темное окно, пытаясь заставить себя… жить что ли…

Леонид

– Ты как? – Вера Родионовна подошла ко мне, когда слезы на моих ресницах уже превратились в льдинки. Вероника даже не взглянула на меня. – Она вернется, – уверенно сказала жена Хозяина.

– Нет, – покачал я головой и медленно побрел к своей машине, зная, что прав.

Вероника не вернется ко мне никогда. Я сам сократил срок своей жизни без нее, когда попробовал ее кровь. Моя привязка стала полной, а она была свободна в своем выборе. Сейчас у меня в голове даже проскользнула малодушная мысль о том, что нужно было все сделать по-другому… Я тряхнул головой. Нет! Я бы сам себе этого не простил. Она достойна лучшего.

До дома я добрался не в самом лучшем настроении.

– Ушла? – Иннофунтий даже вылетел навстречу мне.

– Да, – хрипло ответил.

– Так верни. Ладно ты без нее помрешь, так ведь и меня в пещеры утянет. Что ж ты наделал-то? – Набросился на меня с упреками домовой.

– Нет, – покачал я головой и принялся собираться.

– Ты куда? – Растерялся дух.

– Нужно закончить одно важное дело, – я закинул в дорожную сумку только самое необходимое и вышел из дома, где все теперь напоминало о ней.

К Павлову я приехал уже через полчаса. Полкан меня не ждал, но поговорить согласился.

– Где могила отца Вероники? – Не стал я ходить вокруг да около.

– Тебе зачем? – Нахмурился командир части.

– Надо, – я глянул на него исподлобья. Павлов хмыкнул, нехотя взял бумажку и написал несколько слов. Протянул мне. Я тоже хмыкнул, увидев данные. Мда, Полкан постарался, чтобы этой мрази и на том свете жилось не сладко. – И мне нужен зеленый коридор.

Вот теперь он нахмурился. Было видно, что это все ему совсем не нравится.

– Сколько? – Все же спросил он.

– Сутки. Ответственность на мне, – добавил. – Перед Хозяином сам отчитаюсь.

Павлов побарабанил пальцами по столешнице.

– Ладно. Сутки и ни часом больше, – согласился он.

* * *

Спустя двадцать два часа я уже подъезжал к Березкино. Эта скотина теперь даже сгнить по-человечески не сможет. Да и не найдет его там никто и никогда. Мразь!

– Явился? – Встретил меня недовольный Иннофунтий. – Что там с хозяйкой?

– Не знаю, – дернул я плечом и отправился в сторону спальни.

– Ты не за ней ездил? – Догадался домовой. – Совсем с ума сошел? А как же я? Ох, уж эти человеческие особи! Езжай к ней. Уверен, что она ждет!

– Не могу. Мне запрещено надолго покидать Березкино. Да и не хочу я ее принуждать, – отозвался я и захлопнул дверь в спальню.

Сбросил с себя одежду, залез под одеяло, которое еще хранило ее запах и закрыл глаза. Однако, спать мне пришлось недолго. Буквально через пару часов принесло Клавдию. Она буквально влетела в комнату, не обращая внимание на то, что я пытался уснуть.

– Только не говори мне, что ты ее отпустил! – Уперла она руки в бока.

– Я сплю, – ответил из-под одеяла.

– Не ври, ты сейчас неделю спать не будешь. А потом только и будешь делать, что спать, – психанула она. – Как так можно? Кровь оборотня очень важна, а ты решил испортить ее качество, чтобы она не досталась больным детям?

– Можете выкачать ее всю, мне не жалко, – проворчал я с закрытыми глазами. – Быстрее сдохну, – выдохнул.

– Ты нормальный вообще? Как…? Подожди, – вдруг остановилась она на секунду, – ты что? Ты связался с ней? Ты попробовал ее кровь?

Я промолчал. Через несколько секунд Клавка длинно выругалась и вскоре за ней захлопнулась входная дверь. Я лишь поплотнее закутался в одеяло. Знал, что скоро накроет просто невыносимой болью. Как только придет осознание…

Какого-то черта вскоре снова послышались шаги. По запаху и характерному звуку шагов узнал Лохматова. За ним, едва поспевая, бежала Клавка. Пришлось выбираться из-под одеяла и садиться на кровати. Климу так просто в разговоре не откажешь.

– Так, – начал он, зло глядя на меня, – Клавдия сказала, что ты полностью связан с Вероникой Морозовой. Это так?

Я хмыкнул и посмотрел на Клавку, упрямо выпятившую вперед подбородок. Считает, что везде права.

– Так, – признался.

– И ты ее отпустил? – Разорался Клим. – Какого хрена? Тебе жить надоело? Так, собирайся, я тебя к ней отвезу, заберешь…

– Нет, – резко ответил я. – Это ее выбор.

– Это быстро решается? И вообще, какого хрена ты ее не привязал к себе? Каплю крови она бы и не заметила, – всплеснул он руками. – Каждый оборотень…

– Нет! Вероника так решила. Все, – отрезал я.

– Тогда я сам съезжу за ней и привезу сюда, – пригрозил Лохматов, шагнув к двери.

– Если ты это сделаешь, то я все Алле расскажу. Она давно знает, где твоя судьба живет, – шантаж был единственным моим вариантом. – Рада меня поддержит, как только узнает, что уже родилась та, что возьмет твою жизнь в свои руки.

Клим резко повернулся ко мне и мрачно выплюнул.

– Ты этого не сделаешь!

Мне все равно терять было нечего.

– Еще как сделаю, – я позволил себе кривую улыбку. – И ты об этом прекрасно знаешь. Оставь Веронику в покое! Это ее выбор. Не нужно ее преследовать и принуждать.

– Но ты умрешь! – Лохматов был зол. Очень.