– Пустая угроза, префект. Ты ничего не сумеешь доказать.

– Может, и так, но мне никто не помешает насладиться процессом.

В раздражении Сеян яростно хлопнул по потайной двери. Створки, не удерживаемые более изнутри, приоткрылись.

– Заперта, говоришь? Надо же, теперь она загадочным образом открылась!

Сделав Сабину и Веспасиану знак оставаться за дверью, Калигула сделал шаг вперед. Разглядев в тусклом свете мальчишку, Сеян ухватил его за ухо и грубо заставил опуститься на колени.

– Кто это у нас тут? Маленький лазутчик?

– Эй! Руки убери, ублюдок!

– Тебе стоит знать, Сеян, что перед тобой мой внук, Гай Цезарь Германик. Лучше немедленно отпусти его и попроси прощения за покушение на члена императорской семьи.

Сеян бросил ухо Калигулы, будто то было из раскаленного железа, обдал Антонию ненавидящим взглядом, вышел за порог и затопал по коридору. Антония улыбнулась, затем вошла в потайную комнату и посмотрела за дверью.

– Так я и думала! – воскликнула она, разглядев в полумраке Сабина и Веспасиана. – Выходите!

Братья повиновались, смущенно понурив головы.

– Как понимаю, вы все слышали?

– Да, бабушка. И мне показалось, что ты здорово с ним разделалась!

– Я говорила, что ему предстоит испытать досаду, и от души повеселилась. Но тебе, Веспасиан, явно грозит опасность. Если префект тебя схватит, то все дни жизни, которые он оставит тебе, ты будешь искренне желать смерти.

Юноша немного побледнел.

– В таком случае лучше мне поспешить на север. Азиний уже решил вопрос с моим назначением?

– Это я выясню завтра утром. А теперь мне время действительно отправляться в постель, как и вам, господа. Доброй вам всем ночи.

С этими словами римлянка скрылась в коридоре.

Придя в свою комнату, Веспасиан закрыл дверь, сел на кровать и стал осмысливать ситуацию. Ему необходимо побыть какое-то время вдали от Рима, пока его облик не потускнеет у Сеяна в памяти. Четыре года армейской службы подойдут как нельзя лучше, но за эти четыре года у него не будет шанса увидеться с Ценис. Впрочем, она все равно недостижима для него, и лучше о ней забыть. И эти четыре года как раз помогут.

Приняв решение, молодой человек разделся, нырнул под одеяло и закрыл глаза, пытаясь не слышать порывов завывающего снаружи ветра. Тут раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросил он.

Дверь открылась, и у Веспасиана перехватило дух.

– Ценис? – во рту у него пересохло. – Что ты тут делаешь?

– Госпожа сказала, что я должна прийти и поблагодарить тебя за сегодняшнее, – проговорила девушка, подходя к кровати.

– Ну, это очень любезно, но ты уже поблагодарила нас всех, – ответил юноша. От бешеного стука сердца в груди у него слегка дрожал голос.

Ценис присела на край постели.

– Знаю, но госпожа сказала, что я должна прийти и поблагодарить тебя.

– А, понимаю, – ответил он сипло.

Он уже был с женщиной, причем не раз, но то речь шла о невольницах, принадлежащих отцу или бабушке. Рабынях, не смевших отказать из страха наказания. Ценис – дело другое. Да, она тоже рабыня, но еще и первая девушка, при одной мысли о которой у него закипает кровь. Веспасиан желал ее сильнее всего на свете, но только не против ее воли. А в этом случае она получила повеление от хозяйки.

Ценис спустила с плеч свободную тунику, открыв взору две совершенной формы груди, которые он оценил еще за обедом. Юноша ощутил, как чресла его твердеют, наливаясь кровью.

– Ценис, ты не должна, – прошептал он.

– Почему? – спросила рабыня. Она встала, позволяя тунике упасть до щиколоток. В тусклом свете единственной масляной лампы он видел нежную округлость живота, плавный изгиб бедер, аккуратный треугольник паха, полностью лишенный волос. Перешагнув через одежду, Ценис оказалась совсем рядом.

– Потому что я не хочу, чтобы ты делала что-либо против своей воли, – едва дыша, проговорил Веспасиан.

– А кто сказал, что это против моей воли?

Она села рядом с ним на кровать и положила ему на грудь руку.

– Антония велела тебе прийти.

– Госпожа предложила мне зайти и поблагодарить тебя, а также дала разрешение остаться. Я принадлежу ей и не имею права отдаваться тебе без ее согласия. Что же до желаний, то я ничего не хочу сильнее, чем быть с тобой этой ночью.

Рука девушки скользнула по его животу, потом ниже, ощутив его возбуждение.

– Эге, полагаю, с твоим согласием тоже проблем не будет!

Веспасиан поднял руку и ласково коснулся тыльной стороной ладони ее сосков. Ценис невольно вздрогнула и охнула от наслаждения.

– Я дают тебе свое согласие, – пробормотал он, обвивая ее руками за шею и притягивая к себе. Ее пальцы сжались вокруг его пениса, а глаза неотрывно смотрели в его.

– Веспасиан, ты прекрасен, – прошептала она.

– Так же, как и ты, Ценис.

Он улыбнулся ей и, поглаживая ее густые, благоуханные волосы, припал к ней поцелуем, который, как ему казалось, длился целую вечность.

Поутру Веспасиан очнулся после недолгого, но освежающего сна. Ветер улегся, дождь перестал. Он ощущал теплое тело Ценис, лежащее рядом, и повернулся на бок, чтобы полюбоваться ее красотой в лучах рассвета. Его ладонь скользнула по ее спине к ягодицам, потом нежно сжала одну, ощущая пальцами тепло расселины. Девушка тихо застонала, потом снова задышала ровно. Подумав, что стоит разбудить ее на принятый среди любовников манер, он коснулся губами ее шеи, и опустил пальцы ниже. Ценис повернулась, обняла его и, придвинувшись, поцеловала. Открыв глаза, она с любовью посмотрела на юношу.

– Как тебе спалось? – ласково спросила девушка, но потом вдруг огляделась и села. – Минерва! Хозяйка меня убьет!

Она вскочила с постели и натянула тунику.

– В чем дело? – обеспокоился Веспасиан.

– Уже миновал рассвет. Мне надо прислуживать госпоже – прогладить одежду на день и приготовить все для прически.

– Мы еще увидимся до моего отъезда? – спросил юноша, осознавший, что до их следующей встречи может пройти целых четыре года.

– Не знаю. Но даже если увидимся, то поговорить не сможем. – В ее взгляде читалась такая любовь, что у него замерло сердце. – Я буду ждать тебя, Веспасиан. Кто знает, но вдруг за четыре года, если я буду хорошо работать, меня отпустят на свободу? Моей госпоже не чужда щедрость.

– Но Август установил, что нижний возрастной предел для вольноотпущенников – тридцать лет.

Девушка впрыгнула в сандалии, склонилась над кроватью и коротко, но страстно поцеловала Веспасиана.