И размашисто вписал в угловой штамп свою подпись.

– Боюсь, что да, будут… – сказал я со вздохом.

Шатохин протянул мне бланк:

– Не было счастья, да несчастье помогло – теперь не возьмет тебя Петька к себе. Тут, у меня трубить будешь… А с этим делом выйдем в суд…

* * *

В коридоре я увидел конвойных, которые вели к моему кабинету Степанова.

– Вещи заключенного вы доставили?

– Так точно. Вещи в автозаке, – отрапортовал сержант.

– Хорошо, подождите в коридоре. – Я впустил Степанова в кабинет.

– Меня переводят куда-то? – спросил он быстро.

– Да. Садитесь, Степанов. Вот постановление, только что санкционированное прокурором. Распишитесь…

– Пожалуйста, – растерянно и досадливо усмехнулся он. – Я уж столько их подписывал, можно еще разок…

– Такого еще не подписывал…

– А что это?

– Постановление об освобождении из-под стражи…

У него так тряслись руки, что он никак не мог попасть пером в отведенную для подписи строку. Пот заливал ему лицо, он явно не мог прочесть текст постановления.

– А почему вы меня освобождаете? – спросил он хрипло.

– Потому что следствие располагает убедительными свидетельствами реальной угрозы вашей жизни во время драки на автоплощадке. В этих условиях попытка вырваться оттуда на машине, даже с риском для нападавших, была в пределах необходимой обороны. В крайнем случае речь может идти только о ее превышении. Но никак не об умышленном убийстве. Ведь вы не хотели убивать Дрозденко и Егиазарова?

– Я никого не хотел убивать, – потерянно сказал Степанов, и вид у него был, как у человека, говорящего спросонья.

– Я знаю. Тем более что и сделать вам это было крайне затруднительно. Согласитесь, Степанов, ведь трудно задавить двух человек, если ты не сидишь в это время за рулем? А?

– Вы, наверное, думаете, что сделали для меня доброе дело? – сказал с мукой Степанов.

– Думаю! – уверенно сказал я. – Но вопрос не в этом, Саша… Я тебе уже говорил: нам с тобой никто не давал права судить… И у меня есть только одно право – узнать правду!..

Я встал, подошел к двери, распахнул ее и увидел, что на скамейке в коридоре сидит с Уколовым Вадик Степанов.

– Заходите…

Вадик сделал шаг и замер в дверях. Братья не отрываясь смотрели друг на друга. Я легонько похлопал Вадика по плечу и, усадив его на стул, открыл том уголовного дела.

– Степанов Вадим Алексеевич, семнадцати лет, студент университета, беспартийный… Все верно?

– Да, – кивнул он.

– Вадим Алексеевич, я намерен освободить из-под стражи вашего брата… Теперь вы мне расскажите: что произошло в ту злополучную ночь на автостоянке? Вы готовы что-либо добавить к своим прежним показаниям?

Боже мой, какая это была ужасающая пауза! Не знаю, сколько она длилась, пока ее не прервал Александр Степанов.

– Не мучайте его! – крикнул он хрипло. – Ему нечего добавлять…

И эхом откликнулся Вадик:

– Мне нечего добавлять…

– Да, действительно… Чего уж добавлять к тому, что ты, Вадик, пересел за руль «Победы», врезался в толпу дерущихся и… задавил двоих… Вот какая там случилась история…

Помертвелыми, белыми губами Вадик прошептал:

– Я не хотел… не думал… Я просто не сумел…

– Догадываюсь, – кивнул я. – А брату пришлось взять на себя не только твою вину, но и вину этих уголовников в драке… Ничего не поделаешь, это была плата за их молчание, за их согласие подтвердить, что за рулем был он, а не ты…

Александр Степанов сидел у стола, обхватив голову руками. Я сказал ему:

– Вам этот устраивающий всех вариант подсказал до приезда милиции Винокуров? Он умный человек и, попав в переплет, сразу понял, где выход. Он только не успел вам сказать, что это вы затеяли драку и стали бить Плахотина… А вы по простоте душевной и написали в первом объяснении, как было дело…

Степанов вскочил со стула:

– Поверьте, Вадик не хотел… Когда они побежали за мной с ножом… он думал подхватить меня… чтобы мы уехали… Он просто плохо машину водит…

– Знаю, – успокоил я его. – Я уже запрашивал городскую ГАИ. В июле ваш брат сдавал экзамен на права и провалился на вождении. В общем, все ясно. Вы, Александр Степанов, свободны. Можете идти…

– А я? – спросил Вадик.

– Вам придется задержаться, – сухо обронил я и повернулся к Александру: – Вы свободны…

Пятясь, заглядывая мне в глаза, он сказал:

– Я в коридоре подожду…

– Это ваше дело.

За ним закрылась дверь, мы помолчали, и Вадик сказал:

– Все, что там произошло, я могу рассказать…

На душе у меня было очень горько, и я ответил:

– Высоко ценю вашу готовность помочь следствию… Правда, я и так уже все знаю…

– Не все! Вы не можете все знать! Саша, когда это случилось и я был почти в обмороке, сказал мне: «Молчи! Ты спал! Ты спал! Ничего не видел, понял? Ни-че-го! За меня не бойся, я отобьюсь, а тебе в тюрьму нельзя…»

– Конечно, нельзя вам в тюрьму, – поддержал я. – Вам же утром в университет…

– Зачем вы так говорите? – У него страдальчески сморщилось лицо.

– Затем, что только мы с вами знаем все. Даже брат и тот не все знает…

– А чего он не знает? – отшатнулся Вадик.

– А он до сих пор уверен, что ты, Вадик, бросился его спасать, когда они погнались за ним с ножом… Поехал спасать его от смерти…

– Но я не хотел никого сбивать, – снова залепетал Вадик.

– Да верю я тебе, конечно, не хотел. – Я закурил сигарету, тяжело вздохнул и сказал: – Ты просто плохо водишь. Но поехал ты не спасать Сашку, ты рванул в сторону от страха! Ты просто хотел убежать!

– Неправда!.. Это ваши домыслы!.. – слабо возмутился Вадик.

– Ясное дело, домыслы. Я же не собираюсь доказывать это по делу. В уголовном праве нет таких преступлений – трусость, подлость… Но запомни: большим профессором ты, может, и будешь, а вот стать таким человеком, как твой брат… это много труднее… Сейчас иди, ты свободен, а завтра явишься к одиннадцати тридцати на очную ставку со всей компанией… Следствие продолжается…

* * *

Под вечер отворилась дверь в мой кабинет и вошел Петя Верещагин.

– Привет, Борис! – сказал он. Лицо у него было черное.

– Здравствуй, Петя, – вышел я ему навстречу, и чувство вины за причиненную, хоть и без умысла, боль захлестнуло меня. Я знал, какие неприятности грозят ему теперь. А Петька всегда был хорошим парнем. – Петя, я не мог по-другому…