Она вздрогнула и тихо и удивленно вскрикнула, будто эта ласка была для нее новой и неожиданной.

Но Вир, конечно, не поверил, что это так.

Ее дыхание сделалось таким же, как у него, – частым и слегка хриплым, кожа почти обжигала его губы. Вир обхватил ладонями ее груди и почувствовал, как твердеют бутоны сосков, едва скрытые явно неподходящим по размеру корсажем. Нежную кожу груди прикрывала совсем тонкая материя. Он отодвинул ее насколько смог и, как уже много раз делал в мечтах, осторожно сжал соски пальцами.

– Очаровательная, – прошептал Вир. Прошептал хрипло из-за сдавившего горло спазма. Схожую приятную боль он чувствовал во всех напрягшихся членах. – Ты прекрасна!

– О боже, нет! – Ее тело вновь сделалось напряженным и неподатливым. – Я не могу… – Она отстранилась и схватила его за руки. – Черт тебя побери, Эйнсвуд. Это же я – Гренвилл.

Вопреки ожиданию Лидии, в ужас от ее саморазоблачения Эйнсвуд не пришел. Более того, потребовалась еще уйма времени и ругательств, чтобы заставить его убрать руки с ее груди.

– Это же я – Гренвилл, – повторила она не менее пяти раз, а он продолжал ласкать и целовать ее. Особенно она насторожилась, когда он стал целовать полумесяц кожи, расположенный за ухом. Лидия и не подозревала, что это место столь чувствительно.

– Стоять! – неожиданно для самой себя выкрикнула она команду, которую обычно отдавала расшалившейся Сьюзен.

Лишь после этого Вир, наконец, выпустил ее из объятий и мгновенно превратился из пылкого влюбленного, говорящего, что она самая прекрасная и желанная женщина на свете, а главное, внушающего веру в то, что именно так оно и есть, в наглого оболтуса, каковым он всегда ей казался. Правда, по сравнению со своим обычным образом Вир сейчас был явно обескуражен и мрачен. Лидия наверняка нашла бы это забавным, если бы злость на саму себя не мешала что-либо замечать.

Злило то, что она не смогла оказать даже видимость сопротивления.

А ведь ей прекрасно известно, что он шалопай и повеса, причем презирающий женщин. И несмотря на это, она практически позволила ему соблазнить себя!

– Разреши кое-что объяснить тебе, Гренвилл, – прорычал Вир. – Если хочешь играть с мужчинами в подобные игры, то будь готова доигрывать до конца. В противном случае ты рискуешь очень сильно испортить парню настроение и…

– Да ты родился в плохом настроении, – огрызнулась Лидия, поправляя корсаж.

– Вовсе нет. До последней минуты мне было ужасно весело.

Опустив взгляд на его руки, Лидия подумала, что на них следовало бы вытатуировать знак, предупреждающий об опасности. Этими дьявольски приспособленными к подобным действиям руками Вир гладил ее, ласкал и наполовину раздел, а она не смогла протестовать хотя бы шепотом.

– Уверена, ты скоро опять развеселишься, – пообещала Лидия. – Стоит только выйти за двери. Ковент-Гарден кишит настоящими шлюхами, каждая из которых готова поднять тебе настроение.

– Если ты не хотела, чтобы к тебе относились как к шлюхе, то не надо было так одеваться, – ответил Вир, многозначительно бросив взгляд на вырез ее блузы. – Или правильнее сказать «раздеваться»? Сразу видно, что на тебе нет корсета. И нижней сорочки. Рискну предположить, что и надеванием панталон ты также не озаботилась.

– У меня на то имелись серьезные причины, – тихо сказала Лидия. – Но рассказывать о них тебе я не собираюсь. Я уже и так потеряла из-за тебя уйму времени.

Лидия двинулась к выходу.

– Могла бы хоть привести свое одеяние в порядок, – заметил Вир. – Твой тюрбан сбился, а юбки торчат во все стороны.

– Так лучше, – ответила она. – Все подумают, что со мной уже кто-то поработал, и будет больше шансов покинуть этот гадюшник невредимой.

Лидия открыла дверь и выглянула на улицу. Коралия и ее телохранители испарились. Она оглянулась на Эйнсвуда и ощутила укол совести. Довольно сильный.

Она попробовала успокоить себя тем, что он совсем не выглядит одиноким и потерянным. Дуется, только и всего. Конечно, ему обидно, что он принял ее за шлюху, гнался за ней, предпринял столько усилий, чтобы соблазнить, и все напрасно.

Однако, если бы Вир не проделал все это с таким дьявольским упорством и так хорошо, она бы быстро остановила его, и он бы непременно нашел кого-нибудь еще.

И обнимал бы ту, другую, своими сильными руками, и целовал бы ее нежно и горячо, как мог бы целовать сказочный принц, и ласкал бы ее, и женщина от этого ощущала бы себя как самая прекрасная и желанная принцесса на всем белом свете.

Однако Лидия Гренвилл не принцесса, а Вир Эйнсвуд не сказочный принц.

С этой мыслью она вышла и, уже закрыв за собой дверь, чуть слышно произнесла:

– Извини.

Через несколько минут Лидия пересекла площадь и свернула на Джеймс-стрит.

Вир был слишком зол, чтобы остаться ни с чем. Как Гренвилл ехидно напомнила ему, на Ковент-Гарден полно шлюх, и, если он не получил того, что хотел от нее, ничто не мешает ему получить то же самое от кого-нибудь еще.

Перед его мысленным взором вновь возникла она со всеми своими соблазнительными формами. Образ этот так же неожиданно исчез, как появился. Однако в душе остались какие-то неприятные и непонятные ему ощущения.

В конце концов, Вир свирепо ругнулся и устремился вслед за Лидией.

Увидел он ее на Харт-стрит, примерно на полпути к Лонг Акр-стрит, и, быстро догнав, подошел сбоку.

– У меня нет времени развлекать тебя, Эйнсвуд, – сказала она, окинув его презрительным взглядом. – Я очень занята. Почему бы тебе не пойти в пантомиму, или на петушиные бои, или… Ну еще куда-нибудь, где интересно людям с такими запросами?

В этот момент какой-то прохожий остановился и уставился на ее лодыжки.

Вир поймал ее руку и просунул под свой согнутый локоть.

– Я узнал тебя, Гренвилл, практически с самого начала, – признался он.

– Это ты сейчас так говоришь, – ответила она. – Однако мы оба знаем: ты никогда бы не стал… не стал бы делать… этого, если бы понял, что с тобой чумная и привязчивая как репей Гренвилл, а не смазливая сговорчивая потаскушка.

– В тебе говорит самомнение, – возразил Вир. – Решила, что замаскировалась до неузнаваемости, и не веришь в разоблачение.

Лидия бросила на него несколько коротких пронзающих взглядов.

– Значит, ты притворялся пьяным, – констатировала она с осуждением. – Тогда еще хуже. Если ты узнал меня, у тебя могла быть только одна причина, чтобы… чтобы…

– Для этого всегда имеется только одна причина.

– Месть, – продолжила Лидия за него. – Ты затаил обиду на меня за то, что произошло на аллее две недели назад.

– Ты бы посмотрела на себя со стороны, – парировал Эйнсвуд. – Едва одета! Какая еще нужна причина мужчине, чтобы подойти к такой женщине?