27 мая (вторник) в 8 часов утра распростился я с приветливыми юношами, с их начальством и педагогами и продолжал путь на пароходе. После суточного плавания, в седьмом часу утра 28-го числа прибыл в Казань. Здесь пробыл я двое суток, осматривал помещения войск, госпиталь, юнкерское училище, интендантский склад, пороховой завод, лагерь 2-й пехотной дивизии и проч. Всюду сопровождал меня командующий войсками Казанского округа генерал Бруннер. Это личность мало симпатичная, много слышал жалоб на его резкость и грубость, но, с другой стороны, надо отдать ему справедливость: он своей строгостью водворил между военными несколько более порядка и дисциплины, чем было до него. 29-го числа он дал большой обед, к которому были приглашены высшие военные начальники и губернатор Скарятин. В Казани, как и в других посещенных мною городах, старался я уладить дело постройки казарм для устранения крайних неудобств существующего ныне порядка размещения войск в частных домах по найму от города.

30 мая, в пятницу, выехав в 8 часов утра из Казани опять на одном из маленьких пароходов «Самолета», я успел в тот же день осмотреть в Симбирске военную гимназию и помещения местной команды. Гимназия представляется пока только в зачаточном виде: она временно помещена в тесном частном доме и не имеет собственного интерната; только небольшое число воспитанников (преимущественно иногородних родителей) помещено в соседнем доме, в пансионе, содержимом одним из преподавателей. Директор новоучрежденной гимназии полковник Альбедиль, к сожалению, человек болезненный.

Возвращаясь под вечер на пароход, я осмотрел место, назначенное для постройки гимназии по проекту, составленному полковником Покотиловым.

31 мая, в субботу, к часу пополудни прибыл я в Вольск, где меня особенно интересовала военная прогимназия, устроенная в виде исправительного заведения для тех воспитанников, которые удаляются из военных гимназий и прогимназий за какие-либо предосудительные наклонности или пороки. Заведение помещено в старинном ветхом доме, по возможности приспособленном к настоящему назначению; вся обстановка очень скудная, но местоположение прекрасное: большой сад, огород и всё, что нужно для занятий воспитанников физическим трудом. Директор, полковник Остелецкий, – отличный специалист по своей части, вполне преданный делу.

Воспитанников нашел я гораздо лучшими, чем ожидал: окончившие курс и только что сдавшие экзамен воспитанники были мне представлены с отличными отзывами начальника, двое из них были даже удостоены поступления в Московскую военно-учительскую семинарию, приготовляющую учителей и воспитателей для военных прогимназий. Приписать ли такой успешный результат умению и стараниям начальства и воспитателей Вольской военной прогимназии, или же тому, что заведения, из которых воспитанники переведены сюда для исправления, не совсем основательно выбрасывают этих детей, – вопрос этот не мог я разъяснить в те немногие часы, которые провел в Вольске.

В ночь на 1 июня пароход тронулся далее, и часов в 7 утра в воскресенье я был в Саратове. На пристани встретили меня губернатор Галкин-Врасский (давнишний мой знакомый), начальник 40-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Шатилов, которого также я знал еще в Тифлисе, и прочее местное военное начальство. В числе встретивших меня лиц находился и зять мой Семен Александрович Мордвинов.

Приходилось мне оставаться в Саратове до четырех часов, в ожидании отхода поезда на Лозовую. День был праздничный (Троицын). В лагере под самым городом один из полков 40-й пехотной дивизии, Кутаисский, справлял свой полковой праздник. По приглашению генерала Шатилова я обещал принять участие в этом празднестве; но так как час был еще ранний, то я успел вместе с губернатором объехать и осмотреть в городе помещения войск, затем заехал на железнодорожную станцию, чтобы переодеться (в мундир), а в 11 часу отправился в лагерь, прямо к церковному параду. После продолжительной службы в лагерной церкви пригласили меня к завтраку, приготовленному в бараке офицерской столовой. Завтрак, как водится, сопровождался оживленными тостами и речами; искреннее радушие было выказано мне всем обществом офицеров полка, особенно же молодежью. Возвратился я на железнодорожную станцию как раз к отходу поезда.

2 июня (понедельник) приехал я в Воронеж в третьем часу дня. На станции, по обыкновению, встретило меня всё местное начальство; у здания же военной гимназии, где было приготовлено для меня помещение, выставили почетный караул (вопреки сделанному общему распоряжению). Несмотря на праздничный день, я нашел воспитанников гимназии в сборе, так что имел возможность, кроме осмотра помещений, также видеть работы воспитанников – письменные и рисовальные, причем некоторых проэкзаменовать, затем послушать пение и музыку.

В промежутке этих занятий успел я нанести визит вице-губернатору Левшину (за отсутствием губернатора), побывать с ним в военно-исправительной роте, осмотреть интендантский склад и переговорить с кем следовало по казарменному вопросу. Военную гимназию нашел я в полном порядке; директор ее, генерал-майор Тыртов, кажется, ведет дело хорошо, но, на мой взгляд, держит себя как-то важно и сухо. Тут уже совсем не те отношения, что в Нижегородской военной гимназии.

Из Воронежа выехал я 3 июня (вторник) в 10 часов утра на Грязи, Елец, Орел, Харьков и сегодня, 5-го числа, добрался рано утром до Лозовой, где приходится сидеть целых четыре часа. [Пользуюсь этим досугом, чтобы внести в свой дневник отчет за последние двенадцать дней путешествия.] Воронежем закончилась официальная часть моего путешествия; оттуда отпустил я всю свою свиту и теперь еду уже частным человеком. Завтра утром рассчитываю быть на пароходе в Севастополе, а к вечеру – в Ялте или, может быть, в Симеизе.

18 июня. Среда. Симеиз. С 6-го числа живу я здесь с женой и одной из дочерей – Надеждой. Старшие две за границей, а две меньшие и племянница с Ольгой Ивановной Винтер проводят лето в Бессарабии, в имении моего шурина Евгения Михайловича Понсэ. Здесь мы поместились кое-как в двух комнатках верхнего этажа еще не отделанного дома. Кругом нас идет работа: стукотня, пыль, мусор, грязь. За неимением еще кухни мы должны ежедневно ездить или ходить обедать за три версты – в гостиницу Алупки. Погода жаркая. Много забот с постройкой дома, разведением сада и обзаведением новым хозяйством. [По временам бывают у нас посетители, которые напоминают поговорку: незваный гость хуже татарина. Но в особенности досаждают архитектор и строители. Работа дома подвигается крайне медленно, хотя все условленные сроки давно миновали; однако же архитектор (Голиков) не торопится и ведет дело спустя рукава.] Мечта наша – иметь с нынешнего же лета спокойное и уютное пристанище – не осуществилась, семье приходится оставаться еще разбросанной.

В продолжение моего здесь пребывания ожидал я с нетерпением известия о решении государя по делу Медико-хирургической академии. Я приготовился и к тому и другому исходу. Из Петербурга присылали ко мне двух фельдъегерей с маловажными бумагами, а рокового известия всё еще не было. Только вчера наконец пришла телеграмма от графа Гейдена, что государь решил согласно с мнением большинства, то есть оставить Академию в Военном министерстве. Таким образом, злополучный этот вопрос, тянувшийся почти два года, решен в пользу Военного министерства; вместе с тем отдаляется на неопределенное время и мое освобождение из петербургского омута интриг и треволнений.