Дистанция все-таки не предельная.

Потом, я думаю, будем тренироваться в стрельбе с полностью ручным управлением или с ограниченной помощью компьютера, имитируя различные ситуации боевых повреждений.

Я все-таки нахожу ошибку и ввожу корректирующую константу. Отличный результат увлекательного дня.

Странно, что раньше в расписании не было артиллерийских стрельб. Может быть, командир знал, что мы не будем в деле? Ближе всех ко мне сидит техник Кюйрат.

– Почему Старик отложил это так надолго? – спрашиваю я его.

– Наверное, обычная фигня. Может быть, в штабе заранее знали, что мы никого не встретим. Просто ради галочки. Чтобы поболтались по космосу. А ты гадаешь, почему тут боевой дух на нуле?

Ему много еще есть что сказать. Не в прославление штабных. А насчет Старика – ни одного дурного слова. Но теперь я учуял новый след.

Очевидно, я проглядел невыражаемое словами взаимопонимание между самыми опытными ветеранами. Они как будто знали, что боя не будет. Если учебные стрельбы – это сигнал, то все может поменяться. Посмотрим.

Все меняется, причем гораздо быстрее, чем ждал кто-либо из нас. За возможным исключением штаба эскадры клаймеров.

Сообщение ожидало нас на следующем маяке, следящем за контактами в нашем нынешнем секторе патруля.

На стрельбы вручную времени не будет.

Уже два месяца чертей гоняем. Те же зигзаги. Шаг вперед, два шага назад. Но… Наш генеральный курс изменился, теперь мы движемся в направлении Ханаана. Более или менее. Уэстхауз подсчитал, что при такой скорости приближения мы вернемся примерно через двенадцать лет. Не то чтобы одним прыжком.

Мы развернулись, вот в чем дело. Что-то случилось. Мы получили приказы на охоту. Наконец.

Как и во всем прочем в этом патруле, в этих приказах не было смысла.

Командование нацелило нас на судно, подбитое более года назад. Его нашли, оно шло в нормальном пространстве. Команда, похоже, умелая, раз так долго сумела прятаться.

Старику все это не нравится.

– Coup de grace,[5]– бормочет он постоянно. – К чему зря время тратить? Эти бедняги заслужили лучшего.

Никогда я не видел его в таком кислом настроении.

Остальных тоже не назовешь жизнерадостными.

Я чертовски нервничаю. И уже давно.

Яневич говорит, что могут быть сложности. Цель движется к базе охотников, которую мы называли Ратгебер, пока конкуренты ее не отбили. Скорость цели – четыре десятых с. Это означает для нас сложное маневрирование в момент огневого контакта.

И хитрую стрельбу. Слишком большая собственная скорость. У нас нет ни времени, ни топлива, чтобы набрать такую же и пристроиться.

– Как они решают проблему топлива? – спрашиваю я.

– Черпают водород на ходу. А может быть, у них впереди по курсу есть танкеры с водородом.

Но все равно этот корабль должен был быть хорошо заправлен с самого старта. Может быть, он сам танкер.

– Почему они его не бросили? Или – если уж это такое важное судно – почему они не выслали ремонтный корабль, чтобы отремонтировать генераторы?

Яневич пожимает плечами.

– Может быть, наши тогда изрядно их потрепали. Может быть, они способны двигаться только в норме.

Прежде всего нам надо обнаружить корабль. В другой команде тоже не дураки. Они поймут, что их нашли. И пойдут зигзагом.

Сначала мы проведем поиск в направлении генерального курса, идущего от последнего известного положения корабля к его нынешнему предполагаемому местоположению. Пока мы будем искать, Пиньяц решит, как нам взяться за судно, двигающееся настолько быстро, что его почти не отследить. Четыре десятых с в норме.

Напрашивающаяся тактика – выйти из гипера перед ним и запустить ракету ему в глотку. Но при этом попасть в тончайшее необходимое относительное окно – штука хитрая. Он так быстро движется, что не попадешь даже под небольшим углом. Зная об этом, он будет постоянно изменять курс.

Запустить ракету в глотку – значит выстрелить вслепую. Слишком уж быстро перемещается цель. (Это постоянный рефрен, как песня из одной строки.) Потратим время на прицеливание – он пролетит мимо нас. Системе управления огнем на захват цели и выстрел нужна четверть секунды после обнаружения. За эту долю секунды наша цель пройдет более тридцати тысяч километров.

– Ты прав, – говорю я. – Они не болваны. Не представляю себе, как мы их остановим. Я думал, командование требует, чтобы ракеты зря не тратились.

Яневич улыбается.

– По-клаймерски мыслишь. Чертовски верно. Никогда на трать ракету на подранка. – Он переходит на серьезный тон. – Мы не можем стрелять. В норме нет времени на то, чтобы прицеливаться и программировать выстрел, а рассчитывать выход из гипера с одновременным пуском ракеты прямо ему в рыло – мощности компьютеров не хватит. Танниану придется послать минные заградители. Засеять путь цели.

– А мы тогда зачем суетимся?

– Так нам сказал Неустрашимый Фред. Стоит ли суеты вся эта фигня вообще? Не спрашивай зачем. Для командования «зачем» не существует.

Злой он стал последнее время. Что у командира на уме, то у него на языке. Если он хочет стать командиром, ему придется научиться владеть собой.

– Его нигде не существует. Став. Делай, что говорят, а думать будет начальство.

– А какого черта? Кто угодно сделает это лучше нас. Это просто, чтобы было чем заняться, пока не появится конвой.

Позднее, когда старпом совещался с Уэстхаузом. Рыболов сказал:

– Я надеюсь, что у них получится, сэр.

– Хмм? Почему?

– Просто это мне кажется правильным. Чтобы их усилия были вознаграждены. Как сказано в Библии… «да будет все по воле Господней».

Удивительно. Сочувствие врагу…

Оказалось, что такие настроения здесь в ходу, хотя каждый и говорит, что будет делать свою работу. Даже Кармон не проявляет ненависти или истерии – исключительно уважение с оттенком архаичного рыцарства.

Джентльмены из той фирмы, конечно, не вполне реальны. Сделать их реальными, правдоподобными и чужими – задача нашего начальства и королей пропаганды. Люди не могут ненавидеть то, чего никогда не видали. Трудно как-то эмоционально отнестись к электронной тени в аквариуме монитора.

Это воюющие духи, воплощающиеся только для тех, кто попадет им в лапы. Лишь в потерянных нами мирах люди видят своих завоевателей воочию.

Ненавидеть их тоже трудно, поскольку они не практикуют никаких обычных крайностей войны. Историй о зверствах слышать не приходилось. Ни разу не было бессмысленной резни. Они избегают жертв среди гражданских. Не пользуются ядерным оружием в атмосфере. Просто они действуют как большая, умелая и эффективная разоружающая машина. С самого начала их единственной целью была нейтрализация, а не разрушение или порабощение.