– Нет. Ну, во всяком случае, не напрямую.

– Удивительно, учитывая его умственную зрелость. Скажем иначе: он наверняка об этом задумывался, – заметила Сэди. – Так что берегись. Я бы сказала, лучше раньше, чем позже.

– Возможно, он не хочет знать, – ответила Хелена, глядя на Фреда, спокойно дремлющего у нее на руках.

– Уильям знает, кто его отец?

– Нет.

– А спрашивал?

– Да, когда мы только познакомились. Я сказала ему, что это человек, которого я встретила в Вене и которого предпочла бы забыть, что эта глава завершена. Он с тех пор не спрашивал, – ответила она резко. – Это никого не касается, кроме меня.

– И Алекса.

– Я знаю, Сэди. И буду решать проблемы по мере поступления.

– Солнышко, я тебя очень люблю, но никогда не понимала, почему личность его отца – настолько строго оберегаемая тайна, что ты не сказала даже мне. Конечно, кто бы это ни был, это не может быть настолько плохо?

– Уверяю тебя, может. Прости, Сэди, я правда не хочу об этом говорить. Поверь, на то есть причины.

– Ладно, – Сэди пожала плечами. – Я знаю, какая ты скрытная, но, как твоя лучшая подруга, я просто предупреждаю тебя, что день расплаты недалек. И тебе придется признать это ради сына. А теперь пойду окунусь в последний раз.

Не имея возможности двигаться из-за Фреда, крепко спящего у нее на коленях, Хелена смотрела, как Сэди купается с детьми. И хотя ей не нравились расспросы, она понимала – подруга права.

19 июля (продолжение)

Я знал, что хорошее долго продолжаться не может.

Чудесный день с любимой на пляже, а дома ждет беда.

Мать сказала, что Би, возможно, ждет меня на подушке, что я просто не заметил его. Что ж, отчасти она была права. Он ждал меня на подушке.

Только это был не он во плоти – точнее, в обрывках старых тряпок. Это было его изображение на пленке, распечатанная черно-белая фотография. С повязкой на глазах (из носка, по всей видимости), подвешенный за уши на оливе. Игрушечный водяной пистолет Фреда прижат к животику.

Внизу фотографии записка.

Переворачиваю и вижу еще слова.

С одной стороны, я хочу похлопать Рупса по спине за такой изобретательный шантаж. Не думал, что он на такое способен. С другой стороны, хочу выцарапать ему глаза, орать, выть и кусаться, как банши, пока он не вернет самое дорогое, что у меня есть.

Итак, я имею дело с захватом заложника. Я должен сохранять спокойствие и мыслить рационально, тщательно взвесить имеющиеся в моем распоряжении варианты.

Вариант 1:

Я могу пойти прямо к матери и показать ей фотографию. Она разозлится на Рупса и потребует вернуть кролика.

Результат: В записке сказано, что я никогда больше не увижу Би, если скажу кому-нибудь. Рупс серьезный противник и почти наверняка приведет угрозу в исполнение. Он вполне может избавиться от Би до того, как тот благополучно вернется ко мне.

«Это была просто шутка, тетушка Хелена, розыгрыш, но, к несчастью, я, кажется, потерял кролика. Он исчез. Простите и все такое, но ведь это была всего лишь ИГРУШКА».

Фу-у. Мутит от одной мысли. Чего я добьюсь таким путем? Разумеется, мать наконец перестанет пороть чушь и согласится, что Рупс отъявленный мерзавец, но сомневаюсь, что это вернет мне моего бедного дружка целым и невредимым.

А еще это выставит меня маменькиным сынком, каким меня и считает Рупс. И поскольку он пробудет здесь еще десять дней, страшно думать обо всех ужасных формах психических и физических пыток, какие он может изобрести.

В опасности может оказаться моя жизнь, а не только моего маленького друга.

«Опаньки! Простите ради бога, тетушка Хелена. Я стоял на террасе рядом с Алексом и видел, как он слишком сильно наклонился над балюстрадой. Я честно старался оттащить его до того, как он свалился с высоты в тысячу футов, но было уже слишком поздно. Какая ужасная смерть».

Я содрогаюсь. Я параноик? Рупс, возможно, хулиган и проходимец, но убийца ли он?

Возможно. Так что…

Вариант 2:

Я могу согласиться с его требованиями.

Результат: Би спасен, я спасен, а Рупс милуется с Хлоей.

Возможно, этот вариант хуже, чем наша с кроликом совместная казнь. Сказать, что надо мной висит дамоклов меч, – это не сказать ничего.

Давай же, Алекс, думай! Конечно, вот где пригодится твой супер-пупер, первоклассный-с-турбонаддувом IQ? Осточертевший «дар» («О, интеллект Алекса выделяет его, делает его исключительным, зубрилой, заучкой, чудаком на букву „м“»), который Бог взвалил на меня?

Попутно замечу, я ничто из вышеперечисленного. Я ничего не понимаю в цифрах, и теория относительности Эйнштейна для меня что сербохорватский. Когда сербохорватский существовал в тайных подземных норах там, где когда-то была Югославия. Но ее больше нет.

И наконец, после съедения двух подтаявших батончиков «Кранчи», которые я берег в рюкзаке на крайний случай, в моем сообразительном мозгу формируется план.

Я знаю, что не могу переиграть Рупса Безжалостного физически. Он мог бы утащить меня и повесить рядом с моим бедным дружком парой указательных пальцев. Хотя ветка, возможно, и сломалась бы.

Но я могу написать офигенное сочинение. На паре разных языков.

Вернувшись домой и оставив Имми и Фреда на кухне с Ангелиной и вкуснейшими свежеиспеченными булочками, Хелена нашла Уильяма в ванной наверху, еще мокрого после душа.

– Как Саша?

– Около часа назад он уехал на такси в аэропорт, чтобы вернуться в Лондон. Завтра с утра пойдет в офис и вызовет официального ликвидатора.

– Что говорит об этом Джулз?

– Я ее не видел. По словам Ангелины, она вернулась во время ланча, потом снова уехала с Рупсом.

– Саша собирается ей сообщить?

– Он позвонил. Вернее, оставил на мобильнике сообщение, что у него проблемы и ему надо вернуться домой. Очевидно, ее телефон все еще отключен. По крайней мере, для Саши, – вздохнул Уильям, вытираясь. – Он в очень плохом состоянии.

– Не сомневаюсь. Надолго он уехал?

– Сказал, что позвонит завтра вечером, чтобы сообщить мне о результатах оценки.

– Надеюсь, он понимает, что должен как можно скорее объясниться с Джулз?

– Не сомневаюсь, только вот станет ли? Справедливости ради, он пытался поговорить с ней сегодня утром, но она сказала, что у нее нет времени на болтовню, и умчалась на машине с Рупсом.