Заказ министерства выполнили уже находящиеся в гетто всемирно известные ученые-гебраисты, кстати, ашкеназийцы. И, похоже, тем самым спасли крымских караимов от массовой ликвидации. По завершении заказа министерства сами эксперты были транспортированы в лагеря для последующего планового уничтожения.

Ответ на вопрос, были ли результаты их анализа следствием беспристрастного научного подхода или простым актом милосердия, ашкеназийские ученые-гебраисты навсегда унесли с собой, в бледно-голубое небо восточной Европы. Жирным черным дымом лагерных печей…

Для крещения был позван отец Константин из Феодосийской греческой церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, в простонародье прозванной просто Введенской.

Разномастные служители культа с недоверием поглядывали друг на друга, явно не одобряя межконфессиональные эксперименты Светлейшего. Но сказать ничего не смели. Сам же князь чувствовал себя в ударе и был чрезвычайно доволен своей выдумкой. Подняв прошедшего через все неприятные процедуры плечистого мокрого младенца высоко в воздух, он, как античный жрец одному лишь ему известной религии, торжественно провозгласил:

– Здесь, среди древних эллинских руин, на пороге будущей Русской Тавриды, на берегу древнего Понта Эвксинского, в будущей стране Гармоничной и Беззаботной жизни, я нарекаю тебя Аркадием. Что по-эллински значит – житель этой счастливой страны – Аркадии. «Et in Arcadia ego», – добавил он, – как говорили латиняне. – И перевел: – Ну, вот я и в Аркадии. – На всякий случай, для окружающих… Потом поцеловал младенца и добавил: – Ну, вот ты и в Аркадии, крестник!

Все участники сей странной церемонии задумчиво молчали. Фирка, с разбухшей от молока грудью, особенно огромной на ее тощем теле, с тоской взирала на маленький серебряный крестик на младенческой груди. Цейтлин хмурился. Газзан напряженно смотрел на родные горы. А отец Константин с преувеличенным вниманием изучал старинной работы святцы в переплете из красной кожи с медными застежками.

– Отец Константин, что у нас там с Аркадиями в святцах? – нетерпеливо окликнул его Светлейший, прижимая младенца к груди.

– Святой Аркадий Вяземский и Новоторжский ближе всех, или же Святой Аркадий Константинопольский, Палестинский…

– Пожалуй, в честь него и наречем, в честь Преподобного Аркадия Константинопольского. Я из «жития преподобных Ксенофонта и Марии и сыновей их Иоанна и Аркадия», ещё с университета помню: – «Житейского моря избежав, Ксенофонт праведный с супругой почтенной, на Небесах торжествуют с чадами Иоанном и Аркадием, Христа величая»…

Малыш внезапно затих в его руках, прислушиваясь к звукам его голоса и шипению черноморских волн, ворочающих феодосийскую береговою гальку…

Через два дня Фирку с сыном отправили в Волынское воеводство. К дальним родственникам одного из феодосийских подрядчиков. В дорогу Светлейший вдел ей брильянтовые серьги в уши да дал пять тысяч рублей, пообещав дать ещё пять, когда обоснуется. А потом ещё пятнадцать, ежели замуж выйдет. Как приданое. Чтобы было на что мужу мельницу купить. Цейтлину же сказал со значением:

– Проследи за ними, помоги ежели что. Какой никакой, а всё ж таки крестник мой… Но видеть я их боле не желаю.

Ульрих, прихрамывая, подошел к стоящему у огромного окна столу, уставленному закусками, и в изумлении воззрился на незнакомые изысканные разносолы. Взял ломтик ананаса, вдохнул давно забытый аромат, медленно, словно священнодействуя, положил его в рот… и чуть не подавился. Сквозь оконное стекло на него смотрело широкоскулое лицо русского летчика, обрубившего хвост его «хейнкеля»…

Алеша выбросился из своего И-153 по всем правилам парашютного искусства. Как учили в школе ДОСААФ. Держа в поле зрения падающий бомбардировщик, он отследил отделившуюся от фюзеляжа фигурку немецкого парашютиста, и с этого момента лишь одна мысль владела им: не упустить…

Огромный массив Сада с тусклым овалом пруда чернел внизу. Немца несло прямо туда, на сад. Приземление на водную поверхность всегда проблематично. И если немец угодит в пруд, взять его будет легче. Главное, не приводниться самому. Посему Алеша попытался перейти на скользящий спуск. Развернулся строго лицом по ветру и стал маневрировать стропами управления. Но капризный воздушный поток упорно уносил его на другой край сада. Он отчаянно попытался изменить направление движения и горизонтальную скорость. Натянул изо всех сил стропы. Ну, никак же, никак… Направление ветра, судя по смещению относительно небольшого строения типа туалетного домика прямо на окраине сада, опять изменилось…

Вот ведь зараза! Земля приближалась всё стремительней. Краем глаза успел глянуть в сторону парашюта немца. Не видно. Похоже, уже приземлился. Так. Внимание, Леха! Ступни ног свести вмести. Это главное. Стопы параллельно земле. «Смотреть только на ноги. На ноги, я сказал!» – прозвучал голос инструктора из Качинской летшколы. Инструктор вдолбил: «В момент приземления никаких попыток удержаться на ногах. Падай, Леха, падай вперед или вбок». Он упал на бок, сделал перекат. Все… Погасил купол парашюта, отстегнулся и пошел искать немца.

– Вот он, разбойник, Ваше Сиятельство! Окноразбиватель!

Светлейший с живейшим интересом осмотрел рослую фигуру Алеши Севастьянова, окруженного стражей.

«Все линии тела дышат силой, – опять заработал у него в мозгу маленький оценщик живого товара. – Стоп, прекратить!»– приказал ему князь. И снова вдумчиво оглядел пленного. «Экий здоровый лось – окно разбил. Может, буйный?» – подумалось ему.

– По-русски понимаешь?

– Я-то?

– А ты что, кого-то ещё заметил в комнате?

– Ну, эти вон, ряженые, – Алеша кивнул на гайдуков, потирая запястья, особенно пострадавшие при задержании. Борьба была короткой и бессмысленной. Ручищи у личной охраны князя были, как клещи. Плюс богатейший опыт процедур такого рода.

Держался он с напускным спокойствием, даже чуть нагловато, пытаясь выиграть время и дать ошалевшим мозгам шанс «прокачать» эту, какую-то уж совсем абсурдную, ситуацию.

У Светлейшего, как мы знаем, это был уже третий «инцидент» за вечер, и он стал потихоньку к этому сюрреализму привыкать. И хотя все три «сюра» были абсолютно разные, князь своим мозгом аналитика стал искать в них какие-то закономерности…

В первую очередь – определить, не душевно ли больной? И, если да, то до какой степени? С сумасшедшими Светлейшему дело приходилось иметь не раз. И на войне, и на гражданке. Особливо на войне. На войне ведь люди легко с колес сходят.

Сами подумайте: с завидным постоянством отправлять на тот свет такие же, как и ты, человеческие существа… Хорошо если пулей, издалека, чпок… и свалился – ну, а если в штыковую идти, живого человека на вертел насаживать?.. Видеть в упор глаза его, выпученные в предсмертном изумлении, да рот разинутый в запоздалом крике о пощаде…