– Ну это логично, – восклицает мама. – Такие, как она, не особо интересуются учёбой, – выпаливает, и у меня дыхание перехватывает от негодования.

– А чем же по-твоему они интересуются? – спрашивает Руслан, пока я сжимаю кружку до побеления пальцев.

– Клубами, молодыми парнями, алкоголем в конце концов, – разводит руками, явно нервничая. – Ты сам прекрасно знаешь, что она часто пропадает по ночам.

– Ты понимаешь, что один звонок решит этот спор, и если ты окажешься неправа…

– Русик… – протягивает мама, и тут же раздаётся скрип зубов. – Прости, – тут же исправляется и берёт его руку в свои.

Укол ревности пронзает грудь и, опустив голову, я вздыхаю, мысленно убеждая себя, что ничего страшного не происходит.

– Дети, которые выросли в достатке, которым всегда всё приносили на блюдечке, привыкли, что так будет всю жизнь. Ты ведь смотришь новости – то и дело всплывают всякие происшествия с сыном какого-нибудь чиновника. Они знают, что их отмажут, что диплом стопроцентно получат, потому что папа большая шишка. Валерию избаловал Сеня, он купал её в достатке. У девочки всегда было всё, что бы она не захотела…

– Кроме материнской любви, – фыркаю я, и на меня смотрят две пары глаз.

– Валерия! – бросает на меня укоризненный взгляд родительница.

Она ничего обо мне не знает! Никогда не интересовалась моими достижениями ни в школе, ни в институте. На родительские собрания приходила няня, по магазинам я ходила с няней и занималась со мной тоже няня. А потом я выросла, перестала нуждаться в помощи и завладеть вниманием мамы уже и не мечтала. Да, дядя Сеня любил меня, но он был чужим человеком, а маленькой девочке нужна мать. У меня она была только в свидетельстве о рождении.

– Что мама? – подаюсь вперёд я. – То ты мне твердишь, что я тебя позорю, то сама принижаешь меня при любом возможном случае. Тебе всегда было всё равно, что я делаю и как, и ты понятия не имеешь, что значит быть матерью. Сама девять классов закончила и думаешь, деньги сделали из тебя человека. Но это не так, мамочка. И не суди всех по себе, – выпаливаю на одном дыхании и вижу, как вытягивается лицо матери от удивления.

– Ты совсем… обнаглела? – с криком спрашивает и тут же влепляет мне пощёчину, не успеваю и вдохнуть. – Что ты себе позволяешь? – она встаёт на ноги и наклоняется через стол, явно желая продолжить. – Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Я тебе дала всё…

– Закрой свой рот и сядь на место! – рявкает Руслан, сжав кулаки так, что вены на руках вздуваются, вот-вот и лопнут.

– Нет. Она малявка и не имеет ни капли уважения к человеку, который дал ей жизнь. За одно это ты должна быть благодарна! И я не говорю уже обо всём, что у тебя есть, – продолжает орать на весь дом, пока я держусь за щёку.

Руслан резко поднимается, отчего стул с грохотом валится на пол и, схватив маму за предплечье, усаживает на место.

– Значит так, – совершенно спокойно начинает он. – Ты, – обращается к маме. – Ещё раз поднимешь руку на неё, будем общаться по-другому. А ты, – поворачивается ко мне. – Иди в свою комнату.

– Но… – пытаюсь возразить я.

– Никаких но! Идёшь наверх и носа оттуда не высовываешь, – ставит точку, сверля меня взглядом.

– Ты не подходишь к ней, пока я не скажу. Ясно? – спрашивает маму, и та, хлопая глазами, сидит, словно нашкодивший ребёнок.

– Руслан? – родительница порывается встать, но её тут же останавливают.

– Тема закрыта. Разошлись обе, – приказывает и ждёт, пока мы выполним.

Первая выхожу я, почти бегом несусь по лестнице в свою комнату, мысленно давая себе обещание не плакать. Оно того не стоит. Даже эта пощёчина не настолько болезненна, как само отношение маме ко мне. На Руслана обижаться тоже нет причин. Я прекрасно понимаю, что он не мог сделать акцент на одной из нас, иначе бы всё раскрылось. А мне этого очень не хотелось бы. Я живу в своём мире, где чувствую себя счастливой, где отношение матери стало привычным. А с тех пор, как мы с Русланом перешли черту, мне вообще плевать на это. Если бы она не начала оскорблять меня сегодня, я бы ничего ей не высказала.

Сажусь на кровать и залезаю в соцсети, пытаясь отвлечься, но и там столько притворства и фальши, что это вызывает тошноту. Выйти бы погулять, да Лизки нет и на звонки не отвечает, зараза такая. К Полинке съезжу, заодно позавтракаю нормально.

Быстро переодевшись, выхожу из дома, словно мышка, и, пока никто не заметил, сажусь в свою машину и уезжаю. Потом прилетит за непослушание, но, вспоминая, как Руслан наказывает, что-то вытворить хочется ещё больше. М-да, слишком похотливая я становлюсь, но разве можно не быть зависимой от этого? Одно только воспоминание наших бурных мгновений, и низ живота наполняется тяжестью.

Но когда я вернулась домой, то, мягко сказать, удивилась.

Глава 46

Лера

Полинка встречает меня с улыбкой на лице и, выбрав столик в углу, берёт перерыв и садится со мной выпить кофе. Знаю, как ей сложно, как много свалилось на её плечи, но она кремень. Такая сильная внутри и хрупкая снаружи. Полина очень красивая высокая брюнетка с длинными вьющимися волосами, тонкой фигурой и невероятно пронзительными глазами. Никогда не видела её без улыбки, несмотря на то, что творится у неё в душе. А там боль потери, разочарование и одиночество. Но по ней никогда этого не скажешь. Восхищаюсь её силой духа и умением держать лицо.

– А что у тебя на щеке? – спрашивает она и, коснувшись пальцами моего подбородка, поворачивает голову так, чтобы рассмотреть меня получше.

– Ничего, – сдержанно улыбаюсь и опускаю взгляд к чашке передо мной.

– Лера, у тебя проблемы? – с нажимом спрашивает подруга. – Это тот парень из клуба?

– Нет, – резко отвечаю я.

Уже и забыла про тот случай, как, собственно, и про Арса.

– Только не ври, – предупреждающе смотрит на меня.

– Нет, честно, это не он. Мы больше и не виделись с того вечера, – поспешно отвечаю.

– А ну быстро рассказывай! – требовательным тоном говорит Полина, внимательно наблюдая за мной. – Я вижу, что попыталась скрыть макияжем, но всё равно вышло плохо.

Сама уже поняла. Вроде у мамы не тяжёлая рука, но кожа у меня чувствительная, вот след и остался.

– Это мама, – выдыхаю я.

– Что? – округляет глаза Полина. – За что? – интересуется, скрестив руки над