Поколения людей, живших в первые века после Р.Х., не переносили монархию поневоле, a сами хотели ее. Чувство, которое они по отношению к ней выказывали, не было ни покорностью, ни страхом, это было благоговение. Они охвачены были фанатическою привязанностью к власти одного, как другие поколения раньше страстно увлекались республиканскими учреждениями. Для человека естественно создавать религию из всякой идеи, которая наполняет его душу. В известные эпохи он воздает поклонение свободе; в другия времена боготворит принцип авторитета.

Глава третья

Римское провинциальное управление и административная централизация

Галлия вошла в состав Римской империи в качестве provincia[574]. Слово это в те времена не употреблялось еще в смысле географического термина; оно обозначало собственно понятие подчинения Римскому государству[575]. Из него вытекало, что Галлия была, в теории и по праву, страною, находящеюся в подданстве y Рима[576]. На деле такое положение выражалось в том, что Галлия должна была управляться не собственными законами, a также не законами, определявшими государственное устройство самого города-властелина, но неограниченною и единичною властью наместника, посылаемого из Рима[577]. Таково происхождение римской административной системы.

Август разделил Галлию на четыре провинции – Нарбоннскую, Аквитанскую, Лугдунскую и Бельгийскую[578]. Такое деление близко соответствовало областям, на которые искони распадалась страна. В нем даже сохраняют существование два из прежних их имен[579].

При другом разделе всего провинциального мира, произведенном тем же императором между им самим и сенатом, он включил Нарбоннскую Галлию в состав сенатских провинций и оставил за собою Аквитанию, Лугдунскую и Бельгийскую области. Таким образом, в теории первая была «провинциею римского народа», a три последние – «провинциями цезаря». Фактически единственная разница в администрации этих провинций заключалась в том, что Нарбоннская управлялась проконсулом, назначаемым формально сенатом и действовавшим как бы от имени римского народа[580], между тем как в трех остальных проконсулом был сам император, представителем которого являлись в каждой особые наместники – legati Augusti[581].

Пересчитаем должностных лиц, составлявших персонал, занятый в администрации названных галльских провинций. В Нарбоннской, кроме проконсула, рядом с ним, стоял квестор, которому вверено было собирание налогов и других государственных доходов в области[582]. В каждой из трех остальных провинций находился легат с преторской властью (legatus pro praetore) и около него императорский прокуратор, занимавший место квестора[583]. Кроме того, двум особым прокураторам было поручено собирание некоторых специальных налогов, именно налога на наследство, и таможенных пошлин[584]. Всего-навсего, следовательно, во всей Галлии было десять должностных лиц, представлявших центральную власть, причем только четверо из них отправляли чисто административные функции. Каждый из них, конечно, был окружен довольно многочисленным персоналом подчиненных чиновников. У проконсула был помощник, которому он мог передавать часть своих прав[585]. Около него находилась еще группа «друзей», которых называли также comites или contubernales; это были молодые люди, обучавшиеся правительственной службе[586]. У него находилось в распоряжении, кроме того, несколько секретарей или писцов, пять или шесть ликторов[587] и достаточное количество apparitores или слуг с различным назначением. Но как бы многочислен ни был общий состав служащих, все-таки только четыре лица во всей стране обладали настоящей правительственной властью; четыре человека управляли всей Галлией[588].

Провинциальный наместник, как бы его ни называли – проконсулом или императорским легатом[589], был облечен тем, что римский правовой язык обозначал словом imperium. Под этим термином подразумевалось нечто совсем иное, чем современное понятие административной власти. Он держал в руках все полномочия государства[590]. Он командовал военными силами, если таковые находились в провинции. Он предписывал воинский набор и руководил им. Хотя он не сам собирал налоги и не он лично распоряжался государственными средствами, однако высшее руководство финансами принадлежало также ему. Затем он заведовал так называемою добровольною юрисдикциею: освобождение рабов, эманципация сыновей от отеческой власти и усыновление производились при нем и им утверждались[591]. Он же был носителем и высшего государственного суда. Он обязан был карать за уголовные преступления[592], имел право задерживать виновных, подвергать их телесному наказанию и даже смертной казни[593]. Он же разрешал гражданские тяжбы[594]; все могли обращаться к нему со своими процессами. это формально устанавливается императорскими конституциями; судил сам проконсул, или он назначал лиц, которым делегировал свои юрисдикционные права[595]. Правда, мы увидим, что рядом с такой проконсульской юстицией существовали в провинциях еще другие суды; но только его трибуналы были легальными в настоящем смысле слова, и все остальные судилища склонялись пред его властью, так как ему одному принадлежал ius gladii[596]. Ha него возложены были и политические функции. Его должность обязывала его «очищать провинцию от злодеев»[597]. Заботы его должны были простираться дальше поддержания внешнего порядка. Он обязан был «оказывать препятствие всякому запрещенному побору, всякому хищению, совершаемому под видом принудительной продажи или фиктивного залога»[598]. Его долг был следить, чтобы никто как-нибудь через него «не получил несправедливой выгоды или не потерпел незаслуженного убытка»[599], чтобы «сильные не утесняли слабых»[600]. Хороший правитель наблюдал за тем, чтобы «в его провинции все шло мирно и покойно»; он разыскивал лихих людей, наказывал оскорбителей святыни, разбойников, воров и их укрывателей[601]. Ему не было дозволено покидать провинцию, «потому что необходимо было, чтобы всегда находился налицо тот, кто должен был блюсти интересы ее жителей»[602]. Он должен был объезжать область, идти навстречу ищущим суда и всякого рода просителям. Он посещал города, осматривал места заключения[603] и общественные здания, заботился о их поддержании и своевременном исправлении[604], мог даже требовать обновления частных домов, если они грозили разрушением[605]. Одним словом, власть его распространялась на все стороны жизни вверенного ему края.

Из всего сказанного видно, что эта власть была в одно и то же время и абсолютною, и покровительствующею. Жители провинции не имели никаких прав по отношению к своему правителю или по крайней мере никакого права, гарантированного формальным законом. То, что официальный язык называл lex provinciae или provinciae formula, не являлось никоим образом хартией, обеспечивавшей права населения. Для последнего римский наместник был полным и всемогущим господином. Империя не уничтожила этого принципа, выработанного республикой.

Тем не менее между наместниками республиканской и императорской эпохи образовалась большая разница. Проконсул, которого посылала в завоеванные земли Римская республика, легально не был подчинен никому. Он не обязан был давать отчета в своих действиях ни провинциалам,