Но подробные сообщения в сан-францисских, чикагских и нью-йоркских газетах, описания финансовых и коммерческих крахов, вызванных катастрофой в Штальштадте, создавали такую яркую, убедительную картину, что сомневаться в истинности этого происшествия было просто нелепо.

В одно прекрасное утро жители города доктора Саразена проснулись и почувствовали себя в полной безопасности, подобно человеку, который, пробудившись и открыв глаза, чувствует, что он избавился от страшного кошмара.

Да, кошмар рассеялся; никакая угроза не висит больше над Франсевиллем. Радостную весть сообщил франсевилльцам Марсель, который, наконец, твёрдо и безоговорочно убедился в этом.

Чувство несказанного облегчения охватило всех; люди пожимали друг другу руки, целовались, поздравляли знакомых и незнакомых, устраивали званые обеды. В городе наступил праздник: женщины нарядились в лучшие туалеты, мужчины оставили земляные работы, прекратили военные упражнения, покинули лагеря. Все ликовали, радовались, сияли. Город словно вернулся к жизни после тяжёлой болезни.

Но больше всех радовался доктор Саразен. Этот благородный человек чувствовал себя ответственным за судьбу тех, кто с таким доверием и надеждой отдал себя под его покровительство и обосновался в его городе. Мысль о том, что он обрёк этих людей на гибель, он, который думал только об их благополучия и счастье, не давала ему покоя. Наконец-то эта страшная тяжесть свалилась с его души и он может дышать спокойно.

Пережитая опасность теснее сблизила граждан Франсевилля. Люди, принадлежащие к самым различным слоям общества, почувствовали себя братьями, связанными одними и теми же стремлениями, живущими одними и теми же интересами. Каждый ощущал, как в душе его рождается что-то новое. Это новое было их новой отчизной. Они вместе страдали, вместе тревожились за неё и только теперь поняли, как она дорога им.

Словом, работы по укреплению и обороне Франсевилля, несомненно, послужили ему на пользу. Маленькая колония узнала, рассчитала и проверила свои силы. Она чувствовала себя более уверенной. Теперь уже никакой враг не застанет её врасплох. Короче говоря, никогда до сих пор детище доктора Саразена не видело перед собой более блестящих перспектив.

И удивительное дело, люди не забыли, кому они обязаны своим спасением, не остались неблагодарными. От имени всего города организатору защиты, молодому инженеру, самоотверженная деятельность которого дала возможность Франсевиллю приготовиться к нападению врага, была принесена публичная благодарность. Но Марсель считал, что дело ещё не доведено до конца.

«Тайна, окружающая Стальной город, может ещё заключать в себе опасность, — рассуждал он. — Я только тогда буду спокоен, когда мне удастся рассеять этот мрак и вытащить на свет эту тайну».

И он решил вернуться в Штальштадт и во что бы то ни стало добиться разрешения загадки.

Напрасно доктор Саразен пытался отговорить его от этой затеи; тщетно старался он убедить Марселя, что это дело рискованное, опасное, что ему на каждом шагу может грозить какая-нибудь страшная неожиданность, что это всё равно что самому лезть в преисподнюю.

— Герр Шульце не такой человек, чтобы исчезнуть так просто. Он, даже умирая, не забудет о том, чтобы приготовить ловушку своему врагу. Нельзя даже представить себе, на что способно такое чудовище, — убеждал Марселя доктор.

— Вот именно потому, что я совершенно согласен с вами и допускаю возможность всего того, что вы говорите, дорогой доктор, — отвечал Марсель, — я и считаю своим долгом отправиться в Штальштадт. Это бомба, у которой нужно вынуть фитиль, прежде чем она разорвётся, и я даже хочу просить у вас разрешения взять с собой Октава.

— Октава?! — воскликнул доктор.

— Да, да. Вы только посмотрите, какой это молодец. На него смело можно положиться, и я уверяю вас, что эта маленькая прогулка пойдёт ему только на пользу.

— Ступайте, дети мои, и да сохранит вас бог! — с волнением сказал старик доктор, обнимая Марселя и сына.

На следующий день на рассвете Марсель и Октав, оставив позади пустынные рабочие посёлки, подъехали к воротам Штальштадта. Оба были прекрасно вооружены, предусмотрительно запаслись всем необходимым, и оба твёрдо решили не возвращаться домой до тех пор, пока им не удастся раскрыть эту чёрную тайну.

Они вышли из экипажа и пошли по дороге вдоль высоких укреплений города. И тут их глазам предстала мрачная действительность, которой так долго отказывался верить Марсель.

Завод молчал. На беззвёздном небе смутно вырисовывалась тёмная громада — ни одного освещённого окна, ни зарева огней, ни вспышек искр, разлетающихся огненным снопом, ни газовых рожков, ни фонарей. Никаких признаков жизни. Безмолвие и мрак. Казалось, будто смерть витает над городом, а чёрные трубы торчат, как обугленные скелеты. Звук шагов гулко разносился в пустынной тишине.

— Какое уныние! — невольно вырвалось у Октава. — Точно по кладбищу идёшь.

Было семь часов утра, когда они подошли к главным воротам Штальштадта.

На крепостном валу, где раньше стояли, как столбы, часовые, не видно было ни души. Но мост перед воротами был поднят, и Марсель с Октавом остановилась на краю глубокого рва метров в пять-шесть шириной.

Они потратили не меньше часа, пока им удалось закинуть за железную перекладину ворот захваченный с собой канат. Наконец Марселю посчастливилось удачно закрепить петлю, и Октав поднялся по канату на высокие ворота. Марсель кинул ему одно за другим всё, что у них было с собой, а затем и сам поднялся тем же путём. Перебросить тот же канат по ту сторону стены, переправить «обоз» и спуститься самим было делом нескольких минут. Они очутились теперь на окружном шоссе, по которому некогда шествовал Марсель, направляясь в сектор «О». И тут тоже была пустыня и тишина. Прямо перед ними высились угрюмые заводские здания. Они глядели на них чёрными глазницами окон и точно говорили пришельцам: «Прочь отсюда! Какое вам дело до наших тайн?»

— Пожалуй, лучше всего нам пройти к воротам «О», я их знаю, — сказал Марсель.

Они повернули налево и вскоре подошли к массивной арке, на которой посредине красовалась буква «О». Тяжёлые дубовые ворота, окованные железом, были закрыты.

Марсель поднял с земли большой булыжник и, размахнувшись, ударил им в ворота.

Ответом ему было только эхо.

— Ну, марш на приступ! — крикнул Марсель.

Они снова принялись забрасывать канат на ворота и порядком измучились, прежде чем им удалось прочно зацепить его. Наконец они очутились по ту сторону стены, на главном проспекте сектора «О».

— Стоило трудиться! — с негодованием воскликнул Октав. — Берём приступом одну стену — вырастает другая, третья… Что же это, так до бесконечности?

— В строю не рассуждать! — смеясь, крикнул Марсель. — Вон посмотри-ка лучше — направо мой цех. Я с удовольствием загляну в него ещё раз. Кстати, мы там захватим кое-какие инструменты и несколько динамитных шашек.