Как дети, позабыв о восходе, они веселились всю ночь напролет, они опьянели от смеха и, не заботясь о будущем, с удовольствием расходовали драгоценную еду, которую следовало бы поберечь. Это была дикая, восхитительная ночь, посвященная победителям, и через каждые полчаса кто-нибудь неизменно выкрикивал:

– Па! Покажи ещё раз безголового короля!

И сразу же один за другим, в грубом, первобытном экстазе, гребцы поднимались и вспоминали самые грязные ругательства, принятые на острове, оскорбляя побежденных.

– От Гавайки несет протухшим мясом!

– На Гавайки не люди, а мусор, и им нравится быть опозоренными!

– Толстяк Татай трепещет в страхе! У него даже волосы на голове шевелятся! Он уползает в ужасе и прячется от людей, как курица!

– Все воины Гавайки – только пена, которая исчезает! Этим соплякам только играть в шарики из грязи!

Тероро, поддавшись всеобщему разгулу, в запале закричал:

– Татай – трусливый щенок, кусок навоза! Когда его голос зазвенел на ветру, Тероро случайно бросил взгляд туда, где, сжавшись у мачт, рыдала его красавица-жена, слушая, как все вокруг оскорбляют её отца. Но затем к ней из левого корпуса перебрался Мато и тихонько дотронулся до руки несчастной девушки:

– Так всегда поступают те, кто одержал победу. Ты должна простить нас.

Откуда-то из задних рядов послышались новые ругательства, и барабаны снова застучали в бешеном темпе.

Разумеется, при дождливом рассвете король Таматоа, немного остыв от празднества, прикинул, во что ему обошлась эта ночь, и подумал про себя: "Какие же мы все-таки, в сущности, дети! Сначала мы понимаем, что заблудились в океане, а через полчаса беспечно съедаем продукты, которых нам бы хватило на неделю пути". Раскаявшись, он тут же отдал суровый приказ отныне строжайше экономить еду и воду. "Даже если у нас пока что много воды, – предупредил он, – каждый имеет право выпивать только одну чашку в день".

* * *

Итак, оставив бурю позади, с сердцами, переполненными гордостью и торжеством, путешественники поплыли на восток. Миновала девятая ночь их пути, и десятая, и пятнадцатая. Их быстрое каноэ, самое проворное и вместительное, которое когда-либо бороздило воды океана, в среднем делало двести миль в сутки, то есть более восьми миль в час. И так продолжалось день за днем. Они проплыли большую часть пути до тех земель, где ацтеки сооружали свои грандиозные храмы, и были на подходе к тем берегам северной стороны, где чаиенны и апачи вовсе ничего не возводили. В том направлении, куда они плыли сейчас, они не должны были встретить ни единого острова, разве что только сам континент. Правда, прежде чем это произошло бы, они, разумеется, все погибли бы от голода, жажды и всеобщей подавленности. Но пока что они продолжали свой путь в полном соответствии с планами Тероро. Каждый день на восходе их охватывал страх, и каждую ночь они радовались, завидев звезды, которые говорили им о продвижении судна. День для этих людей был врагом, ибо каждый час они напоминали себе о своем полном одиночестве в океане, и в душе каждого таилась неуверенность в благополучном исходе этого путешествия. Однако ночь неизменно приносила утешение и успокоение. Звезды наполняли их сердца надеждой, равно как и луна, то убывающая, то прибывающая, и дальние крики невидимых птиц. Каким же великим и значимым казалось завершение каждого дня, когда непостоянное светило скрывалось за горизонтом, а вместо него на западе возникала вечерняя звезда вместе со своей блуждающей спутницей. Как торжественно и величественно было появление в бесконечном небе Семи Очей, которые будто всматривались в путешественников и своим сиянием пытались передать им послание: "Вы подплываете все ближе и ближе к той самой земле, которую мы храним". Как прекрасны, какие обнадеживающие были эти ночи!

Когда каноэ взяло курс на восток, а буря прекратилась, и ветер утих, ежедневные обязанности путешественников стали более четко разграниченными. На восходе солнца шестеро рабов прекращали вычерпывать воду и приступали к уборке судна. Те, кому был поручен уход за животными, совершали утренний обход и задавали корм своим подопечным. При этом свиньям и собакам доставалась только что выловленная рыба. К этому добавлялся давленый батат и та вода, которая скапливалась с ночи в складках парусов. Кур кормили сушеными кокосами и мелкой рыбешкой, которую птицы клевали с большим удовольствием. Если же случалось так, что у кого-то из животных утром отсутствовал аппетит, из щелей между тюками тотчас выпрыгивала тощая темная тварь, невидимая для рабов, и уносила еду прочь. Как при любом морском странствии, на лодке присутствовали крысы. И в том случае, если бы путешествие оказалось неудачным, эти создания умерли бы последними… поскольку поддерживали бы свое существование, поедая всех тех, кто не выдержал и расстался с жизнью.

После того как в травяном домике просыпались женщины, туда заходили рабыни. Они выносили помои и выполняли другую работу по уборке помещения. В частности, особенно чистым держали тот отгороженный тапой угол домика, куда переходили женщины, страдающие своей женской болезнью. По законам острова под страхом смерти запрещалось любое общение между мужчиной и женщиной в такие дни.

В общем же, все те запреты, которые строго соблюдались на суше, здесь, на переполненном людьми каноэ, были немного смягчены. Например, если бы на острове кто-нибудь из гребцов осмелился подойти так близко к королю, как это часто приходилось делать сейчас, или же наступил бы на его тень, или даже тень его одежды, его тотчас бы казнили. Но теперь, в каноэ, это табу было упразднено. Иногда случалось даже так, что при передвижении короля некоторым мужчинам приходилось касаться его. Они привычно отдергивали руки, как обреченные на смерть, но сам Таматоа быстро привык к этому и не воспринимал чужое прикосновение как личное оскорбление.

Запреты, касавшиеся принятия пищи, также нельзя было соблюдать в данных условиях, потому что на борту не нашлось человека такого положения, который, согласно традициям острова, имел бы право готовить пищу для короля. Также не принимал участия в путешествии человек, специально приставленный следить за горшком короля. Вместо этого королевские отходы выбрасывал в море простой раб, который, правда, сам был перепуган до смерти тем, что ему поручили такое ответственное занятие. В обычное время, на острове, продукты жизнедеятельности королевской особы тайно закапывались ночью в специальной освященной рощице, чтобы враги не могли выследить это секретное место. Иначе они могли бы воспользоваться своими знаниями и при помощи особых заклинаний наслать на короля смерть.

Женщины во время подобных путешествий питались крайне скудно. В основном, пища, конечно, предназначалась для мужчин, которые выполняли тяжелую работу гребцов. Свиньи и собаки также должны были получать достаточное количество еды, так как им предстояло положить начало своему роду на новой земле, и поэтому их следовало поддерживать в хорошем состоянии. А уж на долю женщин оставалось совсем мало и продуктов, и пресной воды. Вот почему при каждом удобном случае женщины сами забрасывали лески с крючками и внимательно следили за ними. Первая пойманная рыба всегда отдавалась королю и Тероро, следующая – Тупуне и его жене, ещё четыре доставались гребцам, седьмая и восьмая уходила свиньям, девятая предназначалась собакам, десятая – курам и – увы! – крысам. Если рыба после такой дележки все ещё оставалась, то её могли забрать себе женщины.