Как всегда, заливает, подумал Каховский. И тотчас включился в игру.

— А что, милое дело… Самостоятельность, как-никак…

— Угу! — согласился малыш, сморщив носик. — В одной комнате у меня — ящик с очень мелкими и гниловатыми яблоками. Это с Митькиной дачи, бери и угощайся каждый, кто придет. Помнишь, как ты нас огрызками угощал? — И Дени вновь зазвенел детским смехом. — В другой комнате — много клеток с птицами. Ну, там певчие дрозды, а еще недавно я поселил двух птичек — зарянку и варакушку. Ты заходи, сам все увидишь. А раньше у меня еще был домовый сыч. Без клетки жил, просто в коридоре, привязанный за одну ногу на длинную веревку.

— Кто бы мог подумать… — прошептал Михаил — А почему он домовым называется? Сыч вроде в лесу живет?

— Лесной сыч — да, а этот любит чердаки и подвалы.

— Значит, днем он спал, а ночью что делал?

— Ну, в городе и на привязи у него, конечно, природный ритм несколько нарушился, по ночью он смирно сидел, — весело доложил Денисик.

— Ухал?

— Домовый не то чтобы ухает, но он вот так делает: «Кжж-шш-чччи-и-и-у!» — И очаровашка очень громко изобразил птицу и сам встряхнулся, как сыч.

Илья зашелся от хохота.

— Дурашка! — нежно пропел Митенька.

— Чего ты ржешь, как лошадь президента? — обиделся на цыгана Дени. — Ты же ничего в моем деле не петришь! А соколиная охота — это так красиво! Когда сокол добычу берет… Кругом весна, деревья отряхиваются от зимы… И земля такая живая-живая… Елы-палы… Тупарь ты все-таки, Илюшка! Как твое любимое дерево, из которого ты режешь ложки да плошки. А Тимирязевка? Какие там заповедные пруды с рыбой! Там кур разводят, и виварии есть для опытов. И очень удобно работать: сделают преподы для студентов препарат из коровьей ноги, а саму ногу домой несут, разделив на всех, — вот и ужины для семей. Экономия! — Он важно поднял вверх все так же наманикюренный палец.

— Ты лучше расскажи роднульке о своей женитьбе! — насмешливо посоветовал Илья.

Михаил удивился:

— Ты женился?

Малыш поскучнел.

— Ну, нашло помутнение… На минуточку, как говорит Митька. Елы-палы… Мы разводимся. Главным образом вот почему: жена христианка, а я против христианства. Сыну уже два года, а моя дура вместо меня милиционера нашла. Ну и ладно, пусть к нему уходит, если ей так будет лучше.

— Против христианства? — недоуменно повторил Миша. — А… кто же ты тогда?

— Да никто! — махнул рукой Дени. — Зато уже преподаю в Тимирязевке. Как аспирант. Валю студентов беспощадно. И объясняю это идейно: я весь материал когда-то зубрил, а они, нынешние, к учебникам не притрагиваются, а я им — оценки хорошие ставь? Фига! Нет уж, я учил, и они пусть учат!

— Вообще-то логично… — пробормотал Каховский.

— Если можешь не жениться — не женись, — вставил разумник Митенька.

— А еще я увлекся лепкой, — продолжал Денисик. — Леплю в основном из пластилина. Скульпторы тоже часто черновые модели делают из него. Покупаю детский пластилин и весь его сразу, все цвета — в кастрюлю, плавлю в кухне на огне, и получается такая густая масса одного буро-зеленоватого цвета. Из нее и леплю. В основном динозавров.

— Почему? — изумился Миша.

— Люблю! — коротко пояснил малыш. — Я нервный, потому и леплю — это нервы успокаивает, так вот руками поработать. И ногти, видишь, у меня специально длинные — для лепки.

За окном медленно темнело. Дронов встал, включил свет и полюбовался на голую лампочку под потолком. Михаил съежился на своем стуле. Кому какие выпали фишки… А мир жесток и безумен.

— Опс! — обрадовался Денисик свету и захлопал в ладошки. — Сейчас я леплю Лору Палмер, — торжественно провозгласил он. — А потом сложу надпись из пластилина на ее «постаменте». Это будет мой, личный, наряду со всеми другими философскими и детективными версиями, ответ на ставший знаковым вопрос: «Кто убил Лору Палмер?»

«David Linch killed me», — ласково пропел Митенька. — В основном все придерживаются версии, что Лору убил ее отец.

— А еще наш малыш иногда переодевается в женщину, — хохотнул Илья. — Ага?

Дени обиженно и вызывающе тряхнул локонами.

— Ну и что? Елы-палы… У всех недоумков, вроде нашего Титова, трансвестизм сразу ассоциируется с гомосексуализмом. Но моя ориентация на сто процентов самая что ни на есть традиционная. Сына вон родил… А это — актерская игра, карнавал. Я создаю такой образ, и он забавный, он работает. Определенный имидж в каком-то смысле стервы. Хитроватой такой, лукавой, капризной, порой веселой, зачастую остроумной, разумной, язвительной. — Очаровашка явно увлекся собственной болтовней. — Я расчесываю волосы, надеваю юбку, блузку, туфли на каблуках. Потом еще долгая работа с косметикой и украшениями… И в результате — меня действительно принимают за женщину.

— Потрясно, малыш! — иронически заметил цыган.

— А что ты думаешь про археоптерикса? — спросил Михаил. — Я читал о нем.

— О, это одна из самых темных тем, — заявил Дени. — И честно, тут ничего определенного сказать нельзя. Один только этот знаменитый слепок, в подлинности которого и то сомневаются. А версий великое множество, даже касательно того, как он летал.

— А с соколами ты на ворон охотишься?

— Да. Ворон не люблю — вредная птица.

— Но вроде говорят, что санитар природы?

— Тут есть тоже разные точки зрения. Одни говорят: да, если бы ворона не ела гнилье, то гнило бы куда больше мусора. Но с другой стороны, сколько ворона разоряет гнезд певчих птиц и сама разносит грязи… Елы-палы! В общем, будь моя воля — я бы лично уничтожил всех ворон.

«Я странен, а не странен кто ж…» — вспомнил Каховский. Его неожиданно возникшие вновь приятели… Грешные чада земли… Очень грешные…

Митенька вдруг лукаво и тонко улыбнулся, как обычно.

— О чем ты думаешь? Чему улыбаешься? Мысли свои какие-то? — спросил Миша.

— Нет, — честно и коротко отозвался повзрослевший мальчик-снегурочка. — Просто думаю, как ты тут жил все это время… Один… Неприкаянный… Чейндж с судьбой… Что-то ты обменял вот на это все. — Он выразительно обвел взглядом комнату. — Но что именно? Или и ты теперь в обидках?

Михаил молчал, растерянный таким простыми и незамысловатыми словами и вопросами. В самую точку… Как жил?.. Да никак… Разве это можно было назвать жизнью?.. И при чем тут какой-то чейндж… Ему давно уже нечего менять…

— Очки бьются часто… — неловко пробормотал он. — Падают и бьются…

— Сделай линзы! — весело посоветовал Илья. — Я сколько лет с ними хожу! И Митька тоже. Здоровски удобно. Давай отведу тебя к своему доктору. Он потрясный! Старый знакомец отца. Сделает все за милую душу. Ага?

— Ага, — отозвался Миша и тоже, наконец, улыбнулся.