Я лихорадочно соображала: «Ребята! Да что вы обсуждаете? У меня же целый домик оплачен, большой четырёхместный домик с двумя спальнями и со всеми удобствами! Мне он всё равно целиком не нужен! Я займу одну комнату, а вы вторую — и все дела, вопрос решён! На самом деле владелец базы — милый человек — сжалился надо мной и запросил только половину стоимости, теперь у меня появится возможность отплатить ему добром за добро — вы оплатите вторую половину. Расценки у него хорошие, так что не прогадаете, и не нужно будет в палатке ютиться».

Моё лицо горело и сияло одновременно, словно гирлянда на новогодней ёлке, от нахлынувшего радостного возбуждения и волнения. Ура! У меня есть шанс не допустить расставания! Я умоляюще–вопросительно переводила взгляд с Матвея на Ивана и обратно, стараясь уловить в выражении их лиц хотя бы зачатки положительного решения.

— Так что мы, собственно, стоим тут, как два олуха? — удивлённо спросил Матвей Ивана.

— Матвей! Иван! БЫСТРО!!! — прокричали ребята синхронно друг другу и пулей понеслись к вагону.

— Мальчики, у вас всего шесть минут! — быстро взглянув на часы, срывающимся от волнения голосом прокричала вдогонку я, спешно продумывая варианты помощи на случай, если мужчины не успеют появиться до отправления поезда. Очень надеюсь, что им не придётся прыгать на ходу… А что тут, собственно, думать? Стоп–кран на месте. Понятное дело, мы окончательно доведём до инфаркта проводницу, но уверена, что оплаченное в этом случае ребятами санаторно–курортное лечение быстро её успокоит и вполне удовлетворит.

Я оценивающим взглядом присмотрелась к проводнице. М-да… фрекен Бок с самого начала прощания исподтишка за нами следила и пусть ничего не слышала — хотя кто её знает, — но понимала, что прощание приняло непонятный и какой–то неправильный оборот и что что–то ещё вот–вот должно было произойти. А неизвестное всегда пугает. Она явно насторожилась, силясь понять, что происходит, но безуспешно, а шестое чувство предательски ей намекало, что, возможно, что–то нехорошее. Озабоченность, тревога и подозрительность чувствовались в боевой стойке, которую она приняла у входа в вагон. Женщина без конца поглядывала в сторону прохода, ожидая появления ребят. Интересно, о чём она думала, чего опасалась, что собиралась защищать? Она что, боится, что ребята умыкнут электровозный гудок? Так он в кабине машиниста. Скрутят ценную ручку стоп–крана и пустят её на рыболовные грузила? Ага, спят и видят. А скорее всего, она в принципе ожидала от нашей компании чего угодно, потому и перестраховывалась.

Я нервно переминалась с ноги на ногу, просчитывая в уме, каким образом буду прорываться через блокпост фрекен Бок, если придётся задействовать крайний вариант и дёрнуть стоп–кран. Это — невероятно сложная задача: после того как прошлым вечером я остановила поезд, она, без сомнений, будет начеку. Но ничего, прорвёмся, если не силой мышц, то уж силой ума наверняка.

Прошло не более минуты с момента спринтерского старта ребят, и времени в запасе ещё оставалось достаточно. Я ощутила лёгкое волнение, концентрация на предполагаемом возможном противнике занимала всё моё внимание и мешала определить причину беспокойства. Тряхнув головой и постаравшись отвлечься, я огляделась и остановила взгляд на Баксике. Щенок нервно попискивал, уткнувшись носом в мою кроссовку.

— Малыш, в чём дело? — ласковым голосом пропела я и присела на корточки рядом со щенком.

Нежность, теплота, забота, благодарность — это лишь малая часть эмоций, которые я испытывала по отношению к этому маленькому, пушистому, героическому комочку. Баксик немедленно перестал пищать, посмотрел на меня внимательно своими умными чёрными бусинками–глазками, перевёл взгляд в сторону клумбы и требовательно гавкнул. Кошмар, я совсем забыла, что щенок так и не успел сходить в туалет, спеша помочь троим взрослым человеческим бестолочам найти лежащее на поверхности элементарное решение проблемы, всех волновавшей.

— Ой, малыш, прости! — я погладила щенка по голове. — Беги, конечно! Сам сможешь или тебя отнести?

Не дослушав меня до конца, пёс резко сорвался с места и рванул к клумбе — только уши подпрыгивали и шлёпали его по голове в такт прыжкам. Баксик в несколько прыжков достиг клумбы и на финальном приземлился и исчез под знакомым лопухом. Он долго не появлялся, потом зелень зашевелилась, и из–под неё показалась довольная морда щенка, а потом и всё его тело, переваливающееся на толстых лапках. Баксик подбежал ко мне, уселся у левой ноги и стал вместе со мной терпеливо ожидать появления ребят. Какой же он умница! Интеллекта побольше, чем у некоторых двуногих. Я восхищённо посмотрела на щенка и перевела взгляд на часы. До отправления поезда оставалось всего две минуты.

Наконец в тамбуре показались взмыленные, нагруженные вещами по самые уши Матвей и Иван и, счастливо улыбаясь, несколькими секундами позже присоединились ко мне. Слава богу, успели! При их появлении фрекен Бок снова напряглась, цепкий взгляд её подозрительных, сузившихся глазок скользил, спотыкаясь, по довольным лицам ребят, постепенно перемещаясь к карманам и сумкам. Казалось, она никак не могла осознать тот факт, что люди могут сойти с поезда раньше указанного в билете пункта назначения просто так, не замышляя при этом никакого жульства или хулиганства.

— А вы постельное бельё сдали? — вдруг обратилась она к ребятам и выжидающе на них посмотрела.

— Конечно, сдали, — удивлённо и несколько обиженно ответил Иван. — В ваше служебное купе положили — можете проверить.

Вот нахалка! Да как она может оскорблять людей такими недостойными подозрениями?! Ребята что, на бомжей похожи? Если у неё регулярно таскают бельё, то пусть последует примеру многих известных людей, например Марка Твена, у которого в своё время пропадали редкие книги из личной библиотеки — давал почитать знакомым, а они иногда забывали или «забывали» их возвращать. Тогда писатель заказал печать со словами: «Эта книга украдена из личной библиотеки Марка Твена» или что–то вроде того — и проштамповал все свои книги. С тех пор проблема невозврата для него перестала существовать.

Может, подкинуть идею фрекен Бок? Пусть на всём постельном белье чёрным жирным маркером крупными печатными буквами напишет: «Эта простыня (наволочка) была украдена у фрекен Бок из вагона Љ 10. Сладких вам сновидений!» Представляю, какими «сладкими» окажутся сновидения человека, который ляжет на них спать и непременно увидит ночью следующий сон: нависающая над ним, словно приведение, фрекен Бок злобно прищуривается, вытягивает вперёд дрожащий указательный палец, норовя ткнуть им в глаз, и грозно вопрошает: «А ты сдал постельное бельё?!«… Поутру первым и единственным желанием несчастного будет избавиться от злосчастных постельных принадлежностей как можно быстрее… А где же, собственно, сама проводница? Понятное дело, побежала проверять сданное бельё… или чайные ложки пересчитывать.

Мои размышления прервал монотонный голос фрекен Бок, как ни в чём не бывало появившейся на перроне:

— Граждане пассажиры! Просьба пройти на свои места, поезд отправляется.

Я непроизвольно вздрогнула и помертвела от страха: со всеми этими прощаниями–расставаниями и дальнейшими переживаниями по поводу ребят я совершенно забыла про машиниста! Ну как же так можно, а?!