— Таня… — голосом, какого она еще у него не слыхала, сказал Сергей Николаевич. — Когда я был у вас в Москве — помните этот вечер? — вы заснули в зале на диванчике… Я глядел на вас и говорил брату, хотя тогда еще шутя: погоди жениться, мы будем венчаться в один день на двух родных сестрах. Теперь я вас прошу: хотите быть моей женой?

Ни Соня, ни Лев Николаевич не удивились предложению Сергея Николаевича, однако было решено ждать до свадьбы год. Это напугало Таню до слез.

— Вы так молоды, — говорил Сергей Николаевич, целуя ей руки, — вам еще нет семнадцати лет, с моей стороны было бы преступлением жениться, не давая вам обдумать и испытать своего чувства.

— Меня испытывать не надо!

— Я должен устроить свои дела. Это тоже возьмет много времени.

Первые, самые счастливые Танины минуты были омрачены. Сергей Николаевич по-прежнему молчал о своей побочной семье, и Таня не осознавала тогда, какие это может вызвать осложнения.

Сергей Николаевич уехал в свое имение в Курскую губернию — уговаривать цыганку, которая жила там с детьми. Настала осень. Толстой и Таня часто выезжали на охоту. Лев Николаевич не расставался с записной книжкой, в которой, уже скрываясь, записывал все подряд, в том числе Танины словечки, связанные с ней сцены. И только на охоте он забывал обо всем.

Как-то раз у Тани ослабла подпруга седла. Она продолжала скачку, хотя седло съезжало на сторону. И вдруг потеряла равновесие и повисла на правом боку лошади, запутавшись в длинной амазонке и не в силах соскочить. Подтянуться и сесть она тоже не могла.

«Боже мой! — испугалась Таня. — Если Белогубка тронется, я пропала!»

Внезапно невдалеке раздалось:

— Ату, ату его! — А через несколько секунд мимо Татьяны пронесся заяц, большой русак. Его преследовали вытянувшиеся в струнку борзые. За ними рванулись и Танины собаки, однако Белогубка, на счастье, не тронулась с места.

— Левочка! Падаю! — закричала Таня, когда Толстой пронесся мимо на своей белой лошади.

— Душенька, подожди! — проскакав мимо, закричал он.

Таня понимала, что он не мог поступить иначе в своей охотничьей страсти, и покорно висела на боку тихой, тоже все понимающей Белогубки… При этом она думала: «А проскакал бы он мимо меня?» И мысли ее улетели к Сергею Николаевичу, от которого так давно не было вестей…

Настал сентябрь 1863 года, и в Туле должен был состояться бал, посетить который собирался наследник престола, цесаревич Николай Александрович.

Тане сшили новый бальный наряд, весь белый. Это был ее первый настоящий бал…

Свет, блестящая, нарядная толпа смутили Таню. Но вот заиграли вальс Штрауса. Закружились пары. Запели скрипки. Тане хотелось танцевать, но, окинув залу взглядом, она не нашла ни одного знакомого лица.

«Зачем же я приехала сюда? Зачем же весь этот наряд? — думала она, чуть не плача. — Никто и не заметит меня!»

Но вот Лев Николаевич подвел к ней князя Оболенского, и после этого Таню приглашали наперебой… совершенно как Наташу Ростову на ее первом балу.

Настали зимние холода. Таня простудилась и заболела. У нее был бред. Чудилось ей бесконечное поле, покрытое белой густой паутиной. Куда бы Таня ни шла, паутина ползла за ней, опутывала ноги, грудь, шею, не давала дышать.

— То-то ты все повторяла в бреду: «Тянется… тянется, снимите с меня…» — сказал потом Лев Николаевич. — А Соня спросила: «Что снять?», а ты такая жалкая была и опять повторяла: «Тянется, тянется…» — а про паутину не сказала.

Этот бред Толстой вложил в уста князя Андрея в романе «Война и мир». Потом сколько раз, бывало, когда он плохо себя чувствовал и его спрашивали, что с ним, он слабым Танечкиным голосом отвечал: «Тянется… тянется…»

Приехал Сергей Николаевич. Он говорил Тане, что венчаться надо в Курске и что он, бывши там, об этом думал. Однако о цыганке Маше и ее детях он опять не сказал ни слова, вот Таня и не предполагала никаких затруднений. А между тем Марья Михайловна, у которой было уже трое детей, была в ожидании четвертого…

В последний день перед предстоящей долгой разлукой Таня и Сергей Николаевич почти не расставались, и его отношение к ней рассеяли все ее сомнения, если они даже и существовали.

Однако сомнения-то исчезли, а вот препятствия — нет.

В мае 1864 года Сергей Николаевич появился в Ясной и сообщил, что надо венчаться как можно скорее. Поднялась некоторая суматоха. Таня требовала, чтобы отец как можно скорее прислал ее бумаги. Отец, крайне всем этим недовольный и знавший обстоятельства Сергея Николаевича, советовал венчаться без шума, объяснял, почему сам не может быть на бракосочетании. Все-таки почти семейную жизнь жениха с другой женщиной не скроешь, мог быть скандал.

Только теперь Таня толком узнала о том, о чем все это время молчал Сергей Николаевич. А вскоре стало ясно, что скорого венчания не будет: Сергею Николаевичу придется сначала продать курское имение, чтобы обеспечить семью… иначе сказать — откупиться от бывшей любовницы.

Таня была потрясена его ложью. Она и предположить не могла, насколько серьезно положение!

— Зачем он не говорил со мной об этом? — спрашивала она Льва Николаевича.

— Он боялся тебя расстроить. Ты так еще молода. Он все надеется устроить. Но, Таня, все это будет очень трудно и сложно.

— Так что же мне делать? — с тоской спрашивала она.

— Ждать, если ты его любишь. Но знай, что там пятнадцать лет длится связь…

Оставшись одна, Таня схватилась за голову: «Что я делаю? Я должна отказать ему. Должна стыдиться, что, хотя временно, отвлекла его от семьи, отняла у той, которая жила с ним пятнадцать лет. Зачем он не сказал мне этого раньше? Зачем обманывал меня, как ребенка? Обращался, как с хрупкой игрушкой, которую можно разбить. Да он и разбил меня своими обманами…»

Но стоило вспомнить все, что было между ними, и свою любовь, и то чудное состояние духа, которое она испытывала рядом с ним, и счастье его любви, как Таня слабела: «И все это отойдет от меня, и я все-таки останусь жить?»

Ее отвезли в Москву в надежде, что домашняя обстановка поможет Тане развеяться. На какое-то время она и впрямь отвлеклась. К тому же сестра Лиза наконец-то собралась замуж. Толстому сделали в Москве операцию, и он, чуть поздоровев, начал читать самым близким слушателям первые главы «Войны и мира». Таня с восторгом узнавала события своего детства, юности, своих близких и друзей…

Но вот Лев Николаевич уехал к жене, которая должна была скоро рожать, и Таня снова запечалилась. Да и новости о Сергее Николаевиче не могли порадовать…

Ее все раздражало. Она не находила себе места, не находила для себя правильного решения.

Случайно она услышала, как горничная Прасковья рассказывала молоденькой прислуге о том, как ее знакомая полюбила женатого и семейного.