Однако ничего полезного для дела Мариша из этой беседы не вынесла. Но уходить она не торопилась. Даром она, что ли, скормила жадине Анжеле дорогущий торт и споила бутылку вина! Должна получить с нее хоть что-нибудь взамен.

– А когда ты в последний раз общалась со своим бывшим мужем?

– С Костиком?

– У тебя есть и другие мужья?

– Трое, – бодро кивнула Анжела.

– Ничего себе! – поразилась Мариша. – А ведь тебе нет еще и тридцати! И уже трое бывших мужей в активе!

– Да ну! – презрительно отмахнулась Анжела. – Из них всех Костик был самым приличным! После первого мне досталась только горсточка грошовых золотых побрякушек. Даже не с брильянтами, представь себе, какое убожество!

– Представляю.

– Второй отдал мне при разводе телевизор и мебель. Тоже ерунда. Техника не самая модная. А мебель и вовсе отстой.

– А третий?

– Тот вообще безнадежный вариант. Бандит. Его в тюрьму посадили. Мне его дружки обещали поддержку, если я этого остолопа ждать стану.

– А ты?

– Что я, дура? Ему двенадцать лет дали! И чтобы я двенадцать лет у растопертого окошка сидела да на улицу глядела? А жить когда? Я им сразу же сказала, что свою поддержку они могут оставить себе. А я подаю на развод. И ничего мне от них не надо.

Видать, своего третьего муженька Анжела побаивалась, коли уж страх взял в ней в тот раз верх над неимоверной жадностью.

– А Костик ничего. Звонил мне после развода несколько раз. И с Восьмым марта меня поздравил. Да! Как раз в тот день мы с ним в последний раз и общались.

– Когда он тебе звонил? Что говорил?

– Позвонил он мне уже за полночь. Если бы я была занудой, то сказала бы, что он с поздравлением подзадержался. Но я человек не вредный. Придерживаюсь правила, что лучше поздно, чем никогда. Ну, позвонил он, поздравил. А сам пьян в стельку. Я и говорю, что, Костенька, спиваешься без меня потихоньку?

– А он?

– Чушь какую-то понес, – поморщилась Анжела. – Что он совершил чудовищную ошибку. Что он дурак! Как будто бы я этого и без его признания не знала. Я-то сначала его слушала, думала, он вернуться ко мне хочет. А он, оказывается, про Леночку свою полудурочную вспомнил! О ней говорил!

– А что говорил-то?

– Ну, что говорил, что говорил. Что дурак!

– Это я уже слышала.

– А больше ничего толкового и не говорил. Плакал. Рыдал даже. Говорил, что никогда мне не простит, что я так с ним поступила.

– В смысле, что отбила его у Леночки?

– Ага.

– И что?

– Ну, будто бы жизнь у Леночки не слишком сладко складывается. Так в этом он тоже меня обвинить пытался! Но я его сразу на место поставила! С Ленкой я и в школе не особо контачила. Кто она, а кто я! А уж после школы и вовсе не встречались. Так что если кто в Ленкиных бедах и виноват, то это сам Костик!

– А он что?

– Сказал, что я права. И что он не только дурак, но и сволочь, и гад, и моральный урод. И еще добавил, что знает, как ему искупить свою вину.

– И все?

– Все. Честно говоря, у меня нервы сдали эту слюнявую ахинею слушать. Я первой трубку повесила. А он мне перезванивать уже не стал.

От бывшей супруги Костика Мариша ушла в смятенных чувствах. Судя по рассказам хорошо знающих Костика людей, он очень близко к сердцу воспринял встречу с Леночкой. Расчувствовался. Признал свою вину и пожелал ее искупить. Но вот вопрос: что он вкладывал в эти слова? Как и чем он собирался искупать свою вину, если через несколько дней Леночки не стало в живых, Тася пропала, а сам Костик тоже куда-то подевался?

– Не понимаю, – бормотала Мариша. – Что же там произошло?

Вернувшись домой, она первым делом поспешила к своим зеленым друзьям. И в ту же минуту из ее груди вырвался вздох разочарования. Еще два розовых черенка пожелтели и выглядели поникшими и печальными. Вытащив их, Мариша убедилась, что корешков на них нету. Они сгнили. А значит, нечего и мечтать, что растения приживутся.

Не помогли никакие подкормки и опрыскивания. Даже яркая натриевая лампа, которую Мариша жгла по четырнадцать часов в сутки, не смогла вдохнуть жизнь в несостоявшиеся розы. И словно мало Марише свалившихся на ее голову несчастий, раздался звонок от мамы.

– Мне звонил твой муж, – сообщила она Марише таким голосом, что той сразу же стало ясно: ничего хорошего Смайл ее маме не поведал. – Он задерживается. Мне кажется, он тебя бросил.

Мариша не упала с разрывом сердца только потому, что подобные заявления ее мамуля делала в среднем раз в месяц. И Мариша успела к ним немного привыкнуть. Во всяком случае, уже не падала в обморок, а только ежилась.

– Это он тебе сам сказал? – спросила она у мамы. – Или это снова твои личные домыслы?

– Какие домыслы? Это же очевидно! Когда муж и жена живут большую часть времени не только в разных городах, но даже на разных полушариях, их брак обречен.

– Мама, ты, как всегда, преувеличиваешь.

– Если и так, то только самую малость.

И, помолчав, Тамара Ильинична продолжила:

– Мариша, пойми: ты мой единственный ребенок. И конечно, я хочу тебе всяческого счастья.

– Спасибо, мамочка. Но пугать меня до смерти – это не самый лучший способ добиться этой цели.

– Я тебя не пугаю! Я тебя предупреждаю!

В таком духе Тамара Ильинична вела беседу еще около десяти минут. И закончила словами:

– Когда женщина без мужчины, с ней случаются всякие ужасные вещи. Вот взять, к примеру, Тасю! Будь у нее муж, никуда бы она не пропала! Кстати, как продвигаются ее поиски?

Мариша охотно посвятила маму во все подробности Тасиных поисков. Очень хорошо, что она поменяла тему. Лучше обсуждать чужую личную жизнь, чем позволять родственникам копаться в вашей собственной.

Разговор потек живо и непринужденно. Настроение у Мариши снова стало подниматься. Но в конце Тамара Ильинична все испортила.

– Так как там мои розы? – осведомилась она. – Говоришь, прижились?

– М-м-м… – косясь на подоконник с остатками рассады, произнесла Мариша. – М-да.

– Что ты там мычишь? Как они выглядят?

– Великолепно!

– Сколько новых листиков выбросили?

– Массу!

– И побеги новые пошли?

– Конечно!

– От корня? Лариса говорила, что это новые сорта. Голого ствола у них не бывает. Сразу же формируют компактный пышный кустик.

– Точнехонько от корня пошли побеги.

– Жду не дождусь, когда я смогу их увидеть, – призналась Тамара Ильинична дочери. – Может быть, мне все-таки приехать к тебе?