– Бергстен, я и сам знаю, как это делается.

– Ну так делай! Нечего сидеть тут и болтать без толку.

Они миновали Аргох, и разведчики Комьера доставили несколькихпленников. Патриарх Бергстен наскоро допросил бедно одетых и невежественныхэленийцев, а затем велел отпустить их.

– Ваша светлость, – протестовал Дареллон, –это просто неумно. Эти люди вернутся к своим вожакам и расскажут обо всем, чтовидели.

– Знаю, – ответил Бергстен. – Я и хочу, чтобыони поступили именно так. Я хочу, чтобы они рассказали своим друзьям, чтовидели, как с гор спускаются сто тысяч рыцарей церкви. Я поощряю дезертирство вих рядах, Дареллон. Мы не хотим убивать этих бедных заблудших еретиков, мыхотим только, чтобы они убрались с нашей дороги.

– И все-таки, ваша светлость, я считаю, что этостратегически неверно.

– Ты можешь думать все что угодно, сын мой, –добродушно заметил Бергстен. – Это не постулат веры, так что наша СвятаяМатерь не против споров и разногласий в этом вопросе.

– Какой смысл спорить, ваша светлость, если вы ужеотпустили их?

– Ты знаешь, мне и самому пришла в голову та же мысль.

Они повстречались с противником в широкой долине реки Эсос,к югу от земохского города Басна и лигах в тридцати западнее астелийскойграницы. Сообщения разведчиков и сведения, полученные от пленников, оказалисьточными. Рыцарям церкви противостояло не столько обученное войско, сколькоплохо вооруженная и беспорядочная толпа.

Магистры четырех орденов собрались вокруг патриархаБергстена, чтобы обсудить ситуацию.

– Эти люди одной с нами веры, – сказалБергстен. – Наши несогласия лежат в области церковного управления, а не всути нашего вероучения. Такие вопросы улаживаются отнюдь не на поле боя, апосему я не хочу, чтобы эти люди гибли во множестве.

– Они не представляют для нас особой опасности, вашасветлость, – заметил лорд Абриэль.

– Лорд Абриэль, но ведь они вдвое превосходят насчислом, – указал сэр Гельдэн.

– Одна атака уничтожит это превосходство,Гельдэн, – отвечал Абриэль. – Эти люди неопытны, хотя ифанатичны, и добрая половина их вооружена одними вилами. Если все мы опустимзабрала, нацелим копья и строем двинемся на них, почти все они будут бежать безперерыва целую неделю.

И это была последняя ошибка, которую совершил в своей жизниблагородный лорд Абриэль. Конные рыцари растеклись по долине, образуя спривычной четкостью широкий строй, который заполнял поперек всю долину. Ряд зарядом сириникийцы, пандионцы, генидианцы и альсионцы, облаченные в сталь,верхом на боевых конях, смыкались в самом грозном и воинственном строю из всех,какие были придуманы в истории человечества.

Магистры, стоявшие в середине первого ряда, ожидали, покудамладшие офицеры выстроят задние ряды и прискачут гонцы с донесением, что всеготово.

– Ну хватит, – нетерпеливо проговорилКомьер. – Я не думаю, что и обозам нужно принимать участие в атаке. –Он оглядел своих друзей. – Начнем, господа? Покажем этому отребью, чтотакое настоящая атака.

Он подал короткий знак генидианскому рыцарю, и рослыйсветловолосый воин, вскинув к губам рог огра, проиграл оглушительный сигнал.

Первый ряд рыцарей со звоном опустил забрала и пришпорилконей. Великолепно обученные рыцари и кони галопом двинулись вперед, не ломаястроя, словно движущаяся стена стали.

На середине их пути лес поднятых копий разом опустился,словно набежавшая на берег волна, и вражеское войско начало стремительноредеть. Необученные крестьяне и крепостные разбегались кто куда, бросая оружиеи вопя от ужаса. Тут и там более умелые отряды пытались устоять на месте, нобегство их союзников опасно оголило их фланги.

Рыцари с оглушительным грохотом обрушились на немногих,оставшихся на месте противников. Вновь в который раз Абриэль ощутил привычноеупоение боем. Его копье сломалось о поспешно подставленный щит, и он, отшвырнувобломки, выхватил меч. Затем он огляделся по сторонам – и лишь тогда увидел,что за крестьянским войском, прежде скрытая им из виду, стояла другая армия.Подобной армии Абриэлю никогда прежде не доводилось видеть. Огромные солдатыростом превосходили даже талесийцев. Доспехи их составляли нагрудники икольчуги, прилегавшие к телу куда плотнее обычного – сверкающая стальчетко обрисовывала каждый мускул. Шлемы этих солдат представляли собой стальныеизображения каких-то странных зверей, и вместо забрал у них были стальныемаски, в точности повторявшие черты их лиц – так подумалось Абриэлю. Магистрасириникийцев вдруг пробрал озноб. Черты, запечатленные на масках, были нечеловеческими.

Посредине этой необыкновенной армии высился странныйполукруглый кожаный шатер – лоснящийся чернотой и небывало огромный.

А затем «шатер» пошевелился, расправляя… крылья, огромные,изогнутые, как у летучей мыши. И миг спустя небывало громадная тварь, преждескрытая этими крыльями, поднялась над нечеловеческим войском – чудовищноетворение тьмы с головой в виде перевернутого конуса и раскосыми глазами, вкоторых бился огонь. Щели глаз пылали на безликом подобии лица, и двегигантские лапы алчно протянулись вперед. Под бездонно-черной кожей сверкалимолнии, и земля под ногами чудовища дымилась и горела.

Абриэль вдруг сделался странно спокоен. Он поднял забрало,чтобы прямо взглянуть в лицо самого ада.

– Наконец-то достойный противник, – пробормотал он.А затем с лязгом опустил забрало, выставил перед собой огромный боевой щит ивскинул меч, который с честью носил свыше половины столетия. Недрогнувшей рукойон направил меч на вздымавшееся перед ним гигантское воплощение зла.

– За Бога и Арсиум! – проревел он свой девиз и безмалейших колебаний бросил своего коня навстречу смерти.

Сказать, что Эдемус оскорблен, значило не сказать ничего.Пятно белого света, которым был бог дэльфов, по краям очертиликрасновато-оранжевые искры, и сыпучий снег, покрывавший землю в болотистойнизине неподалеку от долины дэльфов, так и дымился, истаивая от жара егонеудовольствия.

– Нет! – категорически отрезал он. – Ни зачто!

– Ну же, кузен, будь благоразумен, – уговаривалаАфраэль. – Все изменилось. Ты цепляешься за то, что уже потеряло всякоезначение. Когда-то и в самом деле у тебя были основания для «вечной вражды».Признаю, что мое семейство повело себя не лучшим образом во время войны скиргаями, но ведь это было давным-давно. Что за ребячество – твердить посейчасо своих оскорбленных чувствах!