Старый мерин оказался намного выносливей, чем предполагала воительница. Страдая от острых шпор, вонзающихся в его бока, конь быстро донес ее до небольшого леска на окраине Задворья и только затем пал замертво. Девушка не переживала. Это была всего лишь лошадь, престарелый «арапег», кажется, так называлась эта порода полутяговых-полуверховых коняг, непонятно зачем выведенная королевскими заводчиками и весьма полюбившаяся крестьянам, мелким торговцам и обнищавшим представителям дворянства. «Старик» сделал свое дело и теперь уже был без надобности. Если нападение пройдет успешно, у нее будет богатый выбор скакунов и кляч; если нет, то средство передвижения ей не понадобится, разве что старенький плащ, на котором ее доволокут до выгребной ямы, в которой и похоронят.

Страхи, сомнения и печальные мысли мгновенно проходят, когда настоящий солдат берется за дело, а девушка, несмотря на ее красоту и хрупкость, довольно сносно разбиралась в искусстве убийства людей и себе подобных. Вскарабкавшись на березу, выбранную для наблюдения за местностью, воительница поудобней устроилась на толстой ветке и вся обратилась в зрение.

За пять минут, проведенных на дереве, девушка узнала о разбойниках намного больше, чем за несколько месяцев сбора слухов, долетавших до замка, и сухой, безликой информации о налетах и грабежах, произошедших в округе. Вывод был печален: граф Лотар явно недооценивал угрозу, исходившую от банд. Глазам воительницы предстала не просто стоянка бесчинствующих мародеров, а хорошо организованный походный лагерь довольно сплоченного и боеспособного конного отряда.

С расстояния в двести-триста шагов фигурки людей казались маленькими точками, но по обустройству быта на отдыхе девушка поняла, что исполнить задуманное будет не так-то и просто. У нее даже возникло смелое предположение, что в Задворье «гостят» не обычные преступники, а диверсионный отряд соседнего королевства, переодетый в разбойников.

Лошади паслись на поле за селом, щипали травку и виляли друг перед другом хвостами под присмотром не деревенского дурачка, а шестерых вооруженных всадников. На окраине, хоть уже давно проснувшегося, но все же вялого и какого-то безжизненного села находилась высокая смотровая вышка, на вершине которой виднелись две крохотные головки наблюдателей. На въезде в деревню были вкопаны острые колья, а по внешнему периметру сооружена своеобразная преграда: метровые жерди, между которыми были натянуты в три ряда веревки с привязанными к ним бутылками и флягами. Разбойники боялись, что к ним подкрадутся незаметно, и пытались обезопасить себя от лазутчиков. Мастера топора да кистеня не шлялись между домами в мертвецки пьяном состоянии, не приставали к случайно подвернувшимся под руку бабам и вели себя на удивление пристойно, что ни на йоту не соответствовало существовавшему представлению о буднях лиходеев между набегами.

Загадки, загадки! Как часто случается в жизни, что на их решение просто нет ни времени, ни сил. Результаты наблюдения весьма заинтересовали пытливый ум девушки, но ей нужно было действовать, спускаться вниз и устроить на единственной улочке села кровавую бойню, настоящую резню, о которой потом будут слагать легенды.

Воительница уже начала спуск, составляя в голове план незаметного проникновения и последующего нападения, но тут произошло событие, в корне изменившее и ее намерение, и ход мыслей. К Задворью приближались чужаки, приближались не таясь, и, похоже, у них были веские причины, презирая смертельную опасность, гнать коней в деревню, занятую бандой.

Нет правил без исключений!» – это всем известная истина, которую уже давно следовало бы расширить и дополнить, дав поправку на человеческую леность, дурные наклонности и подсознательное стремление не быть идеальным. Применительно к отдельно взятым личностям обновленная и усовершенствованная формулировка звучала бы примерно так: «Нет правил без исключений, но ради этих исключений мы и выдумываем правила, ради нарушения строгих законов и догм мы и живем!»

Действительно, попытайтесь хоть раз взглянуть на привычные, не подлежащие сомнению вещи с другой стороны, и вас ошеломит результат, весьма забавный и неожиданный. К примеру, ради чего тучная дама ежедневно изнуряет себя упражнениями и голодает, поклевывая, как птичка, семечки вместо полноценной еды? Ради того, чтобы избавиться от парочки лишних пудов и втиснуться в трещащее по швам платье? Возможно, но есть и другое объяснение, куда более правдоподобное.

Обжоры, как ни странно, быстро перестают ощущать вкус еды. Изысканные лакомства, если их помногу есть каждый день, превращаются всего лишь в лишенный вкуса наполнитель для живота, привычный, наскучивший, но без которого уже невозможно обойтись. Переход на иную пищу обостряет притупившееся восприятие вкусовых рецепторов. Человек начинает скучать по недавно еще обыденному, а теперь недоступному. Неудовлетворенность пищевыми суррогатами и обезжиренными компонентами растет, назревает, как гнойник, и когда достигает вершины, а затем стремительно падает вниз, измучивший себя человек испытывает настоящее блаженство. Итак, толстуха голодает не для уменьшения размера бедер и живота, а для того, чтобы почувствовать райское наслаждение, когда ее зубы вонзятся в запретную булочку, а ее организм ощутит почти забытый вкус сдобы. То же самое касается и лежебоки, он бодрствует для того, чтобы уснуть; а ценитель прекрасного – возвышенный менестрель с тонкой душевной организацией – тайно млеет, слушая похабную песенку о приключениях кабацких девок.

Никто никогда не признается в правильности этого суждения, но правда – штука объективная; она, как и время, существует сама по себе и не нуждается в чужих оценках и в людском одобрении.

Шак вошел во вкус. Он нарушил собственное правило и теперь находился на вершине блаженства. Эйфория неповторимого мгновения захлестнула его и, заставляя позабыть, что логично, а что нет, что можно, а чего нельзя, увлекала его в безудержное буйство.

Гробовщик уехал по своим темным, непонятным бродяге делам, загадочная красотка отправилась пытать раненого лекаря, а молодой рыцарь так и сидел за столом: пил да жрал, поскольку беспорядочное, быстрое поглощение остатков еды и вина нельзя было назвать трапезой даже при огромной степени допущения.

Разведывательная миссия была почти завершена, оставалось лишь вызволить Семиуна и, вернувшись в человеческое обличье, бежать. Однако вид жадно запихивающего в рот куски мяса и пучки зелени солдафона настолько раздражал шарлатана, что заставил вслед за первым сделать и второе исключение.

Рыцарь не понравился ему еще там, на дороге, а теперь вызывал отвращение. Шаку необычайно захотелось помочь обжоре перейти в мир иной, к тому же это было неизбежно, ведь им с Семиуном все равно на обратном пути пришлось бы пройти через эту комнату. Другого выхода наружу просто не было. Вдвоем с одним было справиться проще, но мог бы подняться шум, а во дворе скучали несколько дюжин вооруженных людей. Шак решил действовать сейчас, напасть без промедления, но перед тем покрыл стены комнаты тонким слоем невидимой, звуконепроницаемой субстанции, не разлагающейся в течение пяти-шести минут…А дольше ему было и не нужно.