Кирста Агейт не раз доказала, что находится на своем месте, и теперь многие ею восхищаются.

Но сейчас Hoppe не до конца ясно, к чему та клонит.

— Не понимаю, — говорит она. — Это наших рук дело. Война есть война.

— Совершенно верно — это война. Ею легко увлечься — медали, парады, лоракидовые венки на голове победителей… Но важно помнить, что война по большей части несет разрушения и смерть. Мы — убийцы.

Норра с трудом сдерживает дрожь.

— Я… вы хотите сказать, что мы поступаем неправильно? При всем уважении, коммондор Агейт, я в это не верю.

— Нет, — печально улыбается Агейт. — Мы просто делаем свою работу. Те, кто находился на борту «Косы», знали, кто они и почему они там. И цена войны была им прекрасно известна. Я просто хочу, чтобы мои подчиненные тоже ее знали.

— Вы хотите, чтобы мы пожалели о содеянном?

— Да, — к удивлению Норры, кивает Агейт. — Хоть немного. Мне ни к чему безжалостные убийцы, лейтенант Уэксли. Мне нужны солдаты, которые ненавидят то, что им приходится делать, и боятся, что им придется делать это снова.

— А если из-за этого мы упустим победу в войне?

— Тогда мы проиграем. Но останемся собой.

Фраза обрушивается на Hoppy, подобно удару, едва не свалив с ног.

— Спасибо, — отвечает она, хотя слова звучат скорее как вопрос, чем благодарность.

— Я говорила с капитаном Антиллесом, — кивает Агейт. — Он рассказал мне, что привело вас сюда.

У Норры мелькает мысль, что Ведж мог бы и солгать, учитывая, что их поиски Хана Соло не вполне официальны. Но она понимает, что, возможно, Ведж просто не может взять и соврать на голубом глазу.

— Хан Соло пропал?

— Да. И не исключено, что к этому причастна Империя.

— Будем надеяться, вы его разыщете.

— Будем надеяться, что нам и дальше позволят его искать. Он подал в отставку с военной службы.

— Это может осложнить дело, — вздыхает Агейт.

— Еще как.

* * *

Ведж встречается с Норрой рядом с «Мотыльком», на одной из палуб «Согласия». Он явно нервничает, обводя взглядом плавные очертания ярко освещенных внутренностей «Звездного Ястреба».

— Вот это я понимаю кораблик, да?

Норра с ним соглашается. Ей непривычно находиться в корабле, который выглядит столь новым, что кажется каким-то чужим, почти что ненастоящим. Даже в таком банальном помещении, как ангар, потолок украшен белыми фестонами, а исходящий от него мягкий свет совершенно не похож на привычное для нее строгое освещение. И палуба подсвечивается снизу.

— Слушай, — говорит Ведж, опираясь на трость. — Я рассказал Агейт.

Пояснять, о чем именно он рассказал, излишне.

— Знаю. Она в курсе, что мы ищем Соло. Ничего страшного.

— Акбар наверняка захочет с нами побеседовать.

— Я не против.

— Наверное, злишься на меня?

— Вовсе нет.

— Я просто решил, что если уж кому-то и придется предать Лею, то пусть лучше это сделаю я, а не ты. Хотя, наверное, в каком-то смысле я предал и тебя…

— Ведж, все в порядке.

— Честно?

— Клянусь всеми звездами всех небес.

— Как насчет того моего предложения выпить? — спрашивает он, слегка приподняв бровь.

Даже не успев сообразить, что она делает, Норра целует Антиллеса. Глаза ее закрываются, и, слившись губами с Веджем, она делает носом глубокий вдох. Сердце отчаянно бьется в груди, и лишь на мимолетное мгновение она вспоминает своего мужа, Брентина…

Когда она наконец отпускает Веджа, кажется, будто прошла целая вечность — столь долгая, что, может статься, война уже закончилась и давно пора забыть о былом. Норра понимает, что все это лишь наваждение, пусть и приятное.

Она улыбается, и Антиллес улыбается в ответ.

— Насчет того, чтобы выпить, — говорит она, пытаясь подражать развязной манере Синджира, — скажу лишь одно: где-нибудь на этом корабле наверняка есть бар. И мы его обязательно отыщем.

Первые двенадцать лет жизни Галлиуса Ракса такого понятия, как музыка, для него попросту не существовало. Да, его постоянно окружали звуки — шум ветра среди каменных столпов, стук костяных четок отшельников, мелодичное гудение рассекающего пески спидера. Но настоящая музыка — творение рук, дыхания и чистых, незамутненных страстей разумных существ…

Была ему неведома.

Сейчас в его покоях играет первое услышанное им в детстве музыкальное произведение — «Кантата о Коре Вессоре», опера времен Старой Республики о темной ведьме с безымянной планеты, что отказалась стать джедаем, но и не примкнула к ситхам. Это история о рождении, смерти и всем том, что ждет между двумя этими полюсами: любви, страсти, войне и, самое главное, мести. Мести ситхам, отнявшим у нее любимых. Мести джедаям, которые остались безучастны, поскольку она не вступила в их ряды. Мести Галактике, оказавшейся, как она и опасалась, несовершенной и нечестивой.

Содержание оперы он узнал много позже. Естественно, оно было важно, но когда он мальчишкой впервые покидал мрачную пыльную планету, которую считал центром Галактики, именно звуки музыки запали ему в душу — и преследуют его до сих пор.

Легкий перебор струн мода-хура.

Лязг и грохот денда-барабана, напоминающий звук бьющегося стекла.

Дрожь от хорового завывания певцов-тукари с вырезанными шейными железами — дрожь, которая ощущается в висках и челюсти, вызывая странное пьянящее чувство.

Волны музыки накатывают на Ракса, стоящего прямо посреди них, и ему кажется, будто те сейчас подхватят его и вознесут ввысь.

Внезапно он понимает, что в каюте есть кто-то еще. Вероятно, это Слоун, которая пришла расспросить его о гибели «Косы». Вряд ли она станет его в чем-то обвинять — Слоун для этого слишком умна. И тем не менее он опасается, что рано или поздно этот день настанет.

Но он не станет прерывать «Кантату» ни ради нее, ни ради кого бы то ни было. Галлиус встает, слегка покачиваясь, и поднимает палец, призывая к терпению.

Только когда музыка заканчивается, он поворачивается.

Перед ним не Слоун, а ее помощница, Адея Райт.

— Госпожа Райт? — говорит он. — Не ожидал увидеть вас вместо нее.

— Она решила не приходить.

Он удивленно поднимает брови.

— Она узнала о гибели «Косы», — кивком подтверждает его мысли Адея. — И ей стало известно о посланном мной сообщении.

— Обоих сообщениях, надо полагать?