Фанис Апостолакис даже не пытался скрыть от Стаматиса, насколько он огорошен. Еще вчера, да что там вчера, еще сегодня утром ему казалось, что уж он-то готов к любому повороту своего расследования. Но действительность оказалась настолько ошеломительной, что Фанис здорово растерялся.

Представить себя в роли почти штатного репортера террористов «17 ноября» он мог с трудом. Несмотря на то, что это была поистине уникальная возможность заглянуть туда, куда вход журналистам доселе был наглухо закрыт. Присутствовать и сознательно фиксировать террористический акт от начала до конца, насколько знал Фанис, не удавалось еще ни одному репортеру. Только все это Фаниса почему-то не радовало.

– Так а-а… – наконец поднял он голову, – о чем идет речь?

– Вы имеете в виду цель?

– Да.

– Целей на этот раз две! – ухмыльнулся Стаматис и сделал паузу.

Судя по всему, он успел здорово поднатореть в принципах наиболее эффектной подачи информации.

– А конкретно?

– Мы выбрали вас не только потому, что вы лучший в своем деле, – продолжил тянуть кота за хвост Стаматис. – Мы сделали это еще и потому, что с одной из целей у вас личные счеты, Фанис…

Апостолакис посмотрел в глаза собеседника и почти сразу понял, о ком идет речь. То, что сообщил после эффектной паузы Стаматис, уже не стало для него неожиданностью.

– Цель номер один – капиталистический эксплуататор Феофилактос Манолас!

– А цель номер два? – спросил Фанис.

– А вы еще не догадались?

– Думаю, догадался… Премьер-министр?

– Именно! Предатель интересов народа и коррупционер!

– Понятно. Так, терактов, получается, будет два?

– Нет. Манолас с нашим премьером на короткой ноге. На очень короткой. Настолько, что эти два врага трудового народа регулярно встречаются – то за завтраком, то за обедом, то за ужином… В общем, у нас есть детальный план, но, сами понимаете, мы обязаны строжайшим образом придерживаться правил конспирации. В свое время, очень скоро, вы все увидите своими глазами. Ну, что скажете, Фанис?

Фанис Апостолакис вздохнул и проговорил:

– Честно говоря, мне очень хотелось бы посоветоваться со своим адвокатом… Но ведь это невозможно?

– Абсолютно. – кивнул Стаматис. – Даже я на время до акции не имею права связываться со своими родственниками и знакомыми. Но могу вас заверить, Фанис, вы беспокоитесь совершенно напрасно. Повторюсь, вы похищены, поэтому никто не сможет предъявить вам никаких обвинений даже при том, что о ваших личных неприязненных отношениях с Маноласом всем известно…

Спуск в чрево машинного отделения занял около двух минут. Наконец впереди тускло блеснул настил машинной палубы. Виктор спустился на него и посветил своим фонарем по сторонам, пытаясь сориентироваться. Однако разрядившаяся от времени батарейка почти села, так что толком Виктор ничего не увидел.

Выключив фонарь, чтобы не посадить его окончательно, он осторожно двинулся в сторону носа судна. Центральный пост управления должен был располагаться где-то там. Это Виктор знал, потому что «Альфа» периодически проводила тренировки не только на воздушных судах, но и на речных с морскими.

Случалось это не так часто, поскольку воздушный терроризм был наиболее распространен, случаи морского были единичными, речных же судов на памяти Виктора, к счастью, не захватывали вообще. Даже такой «универсал», как Шамиль Басаев, который умудрился за свою карьеру, оборванную сотрудниками ФСБ, и в защите Белого дома от путчистов поучаствовать, и самолет захватить, и паром в Турцию угнать, до судов речфлота так и не добрался.

Со времен «альфовских» тренировок Виктор помнил, что планировка машинного отделения любого судна является стандартной. Главный двигатель задней частью, естественно, всегда повернут к корме, от него идет гребной вал. Ну а поскольку доступ к нему должен быть открыт на случай ремонта, то центральный пульт управления располагается с другой стороны двигателя.

Теоретически все было просто, на практике же отыскать ЦПУ оказалось довольно сложно. Для начала Виктор пару раз больно ударился о какие-то трубы, потом наткнулся руками на непонятный, но очень большой механизм и долго не мог его обойти. В конце концов он все же выбрался на свободное место и ненадолго включил свой фонарик.

Луч стал немного поярче, и Виктор наконец рассмотрел стенку главного двигателя. Продвигаясь вдоль нее, он без приключений прошел в темноте метров двадцать, после чего больно ударился о выступающую трубу. Потерев ушибленное место, Виктор, снова включив фонарик, посветил и облегченно вздохнул. Вверху, на уровне второго этажа, тускло блеснули стекла. Это могли быть только окна ЦПУ.

Быстро отыскав ведущий наверх трап, Виктор поднялся по нему на небольшую площадку и оказался перед дверью ЦПУ. Шагнув через порог, он повел почти севшим фонариком по сторонам. Справа бесконечным рядом тускло блеснули приборы, занимавшие всю заднюю стенку ЦПУ. Передняя стенка с уровня метра от пола была застеклена по всей длине. Также по всей ее длине тянулся пульт с кнопками, рычагами и машинным телеграфом, установленным на секторе «Stop».

Логинов направился к нему, поскольку это и было рабочее место вахтенного механика. Фонарь сел почти совсем, но Виктор успел рассмотреть в его тусклом свете расположенную внизу небольшую металлическую дверцу. Присев, он открыл ее и пошарил внутри рукой.

В машинном отделении, это Виктор тоже помнил по «альфовским» тренировкам, в обязательном порядке должны быть несколько аккумуляторных фонарей на случай аварии, точно так же, как в любом автомобиле должны быть аптечка и огнетушитель…

Закинув руки за голову, Фанис Апостолакис лежал на кровати в своей супермалогабаритной каюте и думал. Формула успеха довольно проста: оказаться в нужном месте в нужное время. С этой точки зрения Фанис Апостолакис был в шоколаде. Однако ощущение у него было такое, словно его окунули в дерьмо. По самую голову.

У Фаниса Апостолакиса были твердые принципы. В погоне за сенсацией он был готов переступить через многое, но никогда не продавался и не давал себя использовать. А оставшиеся на свободе деятели «17 ноября» как раз это и собирались сделать. И, надо отдать им должное, они обставили все очень грамотно. Фанис действительно был похищен, так что никто ничего не мог ему предъявить. Ни с точки зрения закона, ни с точки зрения морали.

Другой на месте Фаниса этим бы удовольствовался. Но Апостолакис с подобным смириться не мог. Он бывал не слишком чистоплотен в отношениях с женщинами, частенько позволял себе выпить лишнего и не боялся испачкаться, когда рылся в чужом грязном белье, если это касалось чиновников, политиков или богачей, претендующих на роль благодетелей нации. Однако Фанис никогда не врал самому себе и всегда поступал по совести. Именно благодаря этому он и стал знаменитым журналистом.