собой. Окошко находилось над тумбочкой, но там всю равно ничего невозможно было увидеть: оно было пыльное и какое-то мутное. Когда его в последний раз мыли?

Дверь скрипнула. В проём просунулась голова брата.

– Можно? – спросил он, закрывая дверь.

– Тебя не учили, что сначала нужно получить ответ, а потом заходить? – я облокотилась на стену. – А лучше, вообще, со стуком.

– Не успели. – Себастьян улыбнулся, садясь на койку на против. – Я рано ушёл из дома.

Мы минуту молчали разглядывая друг друга.

– Я могла быть не одна. – нарушила я молчание. – Как бы ты это объяснил своей невесте? Кстати, хорошенькая.

– Я знал, кто тебя воспитывал. И знал, что ты догадаешься, что попробую тебя найти. – он тоже облокотился на стену, скрестив руки на груди. – Я помню, что ты была умная и сообразительная. А значит, ты найдёшь способ избавиться от свидетелей. И я не ошибся: ты ждала меня. – он улыбнулся одними губами. – А невеста у меня лучшая.

– Значит, ты уже семь лет с ней в отношениях, даже из семьи ушёл из-за неё. А до сих пор не сделал её своей женой.

– Я знаком с ней второй год. – твёрдо ответил брат. – И ушёл я не из-за любви, а по другой причине. Вам папаша эту байку рассказывал? Про какую-то мою любовь?

Папа врал нам? Что это была за причина? Ответит ли он мне, если его спросить? Если бы хотел, то уже сказал. Себастьян играет со мной.

– Ну, сын от отца недалеко ушёл. – когда я это сказала, губы Себастьяна плотно сжались. Единственный признак раздражения. – Ты вот байки рассказываешь о своей родословной. Невеста хотя бы знает за кого замуж выходит?

Себастьян оценивающе посмотрел на меня. Решал говорить или нет.

– Я не врал. – в его лице ничего не изменилось, но в глаза были очень напряжённые. – Нам всегда было запрещено задавать вопросы. Если нам что-то и рассказывали, то только для собственной выгоды. Мы жили по правилу: не задавай вопросов, не поднимай глаза – смотри всегда в пол, делай всё беспрекословно, не спорь и не болтай – тогда будешь любимым сыном. Или дочерью. Я так раньше жил. Ты так жила. Пока ты не перешла дорогу папаше…

– Как ты мог бросить меня? – вырвалось у меня. Я проигнорировала скрытый вопрос. – Аврору?

– Я не бросал! – гаркнул Себастьян. Осознав это, он взял себя в руки. – Ты ведь хочешь узнать, почему я ушёл. Так спроси.

– Это связано с тем, что наша мама внучка эмингатора Чризза? – я задала не тот вопрос. Кажется, я поняла, почему он не хочет сам рассказать, а ждёт, когда его попрошу рассказать. Он боялся ответственности. Что случилось такое, из-за чего он убежал из дома? Страшная тайна?

– Частично.

Хочу ли я знать, то, что меня может изменить моё отношение к миру ещё больше, то, что перевернёт этот мир, то, от чего меня будет трясти?

– Да, расскажи.

– Тогда слушай. – Себастьян поддался вперёд. – Времени у нас немного – всего не расскажешь, но основные факты успею. Я жил по этим идиотским правилам, пока отец второпях не попросил меня найти на его столе документы и не привезти их к секретарю короля. Сам он должен был уехать на срочную встречу к эмингатору, тот его вызвал к себе немедленно. А король ждал свои подписанные бумаги. Отец же у нас человек слова, ты же помнишь? Он, видимо, подумал, что я его слишком боюсь и не буду рыться в его бумагах. Однако, оказавшись у него в кабинете, я не мог удержаться от его секретов. Я слышал, как отъехала его карета. Шкафы манили меня. И я начал искать что-то интересное.

Себастьян усмехнулся. Я ждала продолжения.

– Я ужасно разочаровывался, находя разные счета, договора и расчётные листы. Когда я уже сдался найти что-то интересное, как вдруг моё внимание привлёк шкафчик под самым потолком. Он не был частью шкафа, а ещё у него был замок. Я подтащил стул к шкафу и достал свой клинок, чтобы вскрыть замок. Я дружил, как и ты, с людьми не из высшего общества. Кстати, твоя подружка сильно изменилась с тех пор, когда я её в последний раз видел. Выросла… Одетт, кажется. Ну, вот, мои друзья были беспризорники. Да, у нас с тобой был своеобразный бунт против папаши. Они меня и научили всем премудростям воров. Поэтому я без труда вскрыл шкафчик. Там была толстая красная папка. Ни слитков золота, ни драгоценных камней. Но я знал, что бумаги тоже бывают очень ценными. Первые были о его махинациях, тех кого он ограбил. Я всегда знал, что у папаши не честный бизнес. Меня это не удивило. А вот брачный договор… Там говорилось, что отец получает несколько тысяч золотых и два огромных особняка: один в столице, другой в южной части континента. Если честно, я не знаю, зачем он купил этот дом в пригороде Прязни. Хотя, кажется и догадываюсь, но речь сейчас не об этом. И всё это он получит, взяв в жёны самую младшую дочь эмингатора Чризза – Женевьеву Кюстай. А ты помнишь, что матушка была, по крайней мере, до моего ухода, затворницей. Никуда не ходила, подруг не было и вообще не общалась с внешним миром. Кто-то даже думал, что она умерла. Или больна и парализована.

Я покачала головой. Я вообще смутно помнила детство.

– Сейчас она посещает все приёмы. – пожала плечами я.

– Папаша её наконец вытащил из дома? – удивился Себастьян. – Так вот, к чему это я говорю: эмингатор был готов заплатить огромные деньги, только бы хоть кто-нибудь взял его младшую и саму странную дочь в жёны. К тому же эта свадьба скрепляла уговор между папашей и дедулей.

Какой договор?

– Эмингатор не приглашал нас к себе или не звал своими внуками, потому что не хотел знать свою дочь. – догадалась я.

– Да. – подтвердил Себастьян. – Даже подарки на праздники не присылал! – улыбнулся он. Но его улыбка быстро исчезла, и он продолжил. – Матушка устроила своеобразный бунт, не выходя из дома. Она всегда ждала от него любви. Она как-то рассказала историю, что была готова сделать всё для отца. А он её отселил на какую-то ферму, где она жила до замужества. В конце призналась, что до сих пор его любит и готова простить его, сделать всё, что он пожелает. Странная у нас, да? Любовь дочери к отцу сильна… Но не как у тебя. Между тобой и отцом вообще, как я понял, любви нет.

– Как и у