их представителем мой покойный батюшка. После рассмотрения этой проблемы, мы отпустим наших гостей и продолжим со всем остальным. Повестка дня сегодня довольно обширная.

Взгляды многих членов совета, оставшихся еще со времен отца, казались мне невозмутимыми, а вот на лицах и в эмоциях более молодых проступало откровенное недоумение, из чего я сделала вывод, что брат еще не делился подробностями разговора с исавом Важдай.

Зал совета тут же наполнился сдавленным перешептыванием, эхо которого завязло в обитых штофом стенах. Плотная ткань выполняла не только декоративную, но и магическую функцию — бесшовное покрытие запитывалось от вмурованных в стену накопителей, на изнанке скрывая шумопоглощающие, защитные и еще невесть какие руны.

Я глубоко вдохнула-выдохнула, загоняя глубоко внутрь неуместное желание рассмеяться в лицо присутствующим. Брат помолчал несколько мгновения, перекатывая между пальцами рашкуль[35], будто позволял членам совета высказаться вслух, затем поднял графитовую палочку и легонько стукнул ее обратной стороной по поверхности стола.

— Судя по всему, возражений нет, — резюмировал брат. — Тогда приступим. Исав Важдай, даю вам слово.

Мужчина сидящий с противоположного торца стола поднялся и уважительно склонил перед Умиром голову.

— Благодарю княже, — пророкотал он густым басом. — Как я уже говорил вам, патриархи Службы по просьбе Володара Гоикениварн долго являлись хранителями магического договора. Однако не так давно с пергаментом, на котором оставили аурные оттиски обе стороны, стали происходить подозрительные изменения.

— Не стесняйтесь, исав Важдай, поведайте все с самого начала. Здесь нет ни лишних ушей, ни болтливых языков, — перебил двуликого Умир.

Мужчина на мгновение замялся, но быстро взял себя в руки и продолжил, как ни в чем не бывало:

— На самом деле изменения происходили и раньше. Самое первое случилось в день появления на свет княжны Ярогневы… — Мал Важдай понимающе кивнул на мой испытующий взгляд. — По краю пергамент стал абсолютно черным, словно обожженным, а футляр, в котором его хранили, пропах гарью. Второе изменение произошло в день нападения на покойного князя — в нижней части пергамента сразу под аурными оттисками проступила неизвестная руна. Никто из Службы так и не смог перевести ее. Более того, возникло ощущение, что этот знак был вырезан чем-то острым, а из прорезанных краев сочилась кровь. Хранители договора взяли на себе смелость и обратились в храм за помощью, но жрецы смогли сказать только, что кровь драконья, советовали не касаться ее, ибо для представителей других рас — это яд. Наконец, третье изменение заставило хранителей принять меры. Именно по этой причине я прибыл на встречу с тобой, княже.

— И что же это было? — напряженно поинтересовался Юрас Лугубелирт. Я совершенно не стала удивляться его бесцеремонности. Главе Управления безопасности княжества этот недостаток, как, впрочем, и крайнее любопытство по должности положены. — А главное, когда произошло?

— На одной из граф пергамента появилось два имени. Одно, как и знак, прорезано и сочится алой драконьей кровью. Другое, как и края пергамента, выжжено черным.

Умир кивнул, подтверждая сказанное представителем Службы.

— Для всех присутствующих могу добавить, что видел все перечисленные исавом Важдай знаки, как и имена, проступившие на договоре со стороны аурного оттиска наших оппонентов. Я считаю, что таким образом нам сообщили имена гарантов договора со стороны ллайто. Оба они потомки рода Берсень. Их имена Зорян Калита и Межамир Калита. В свете последнего у меня имеется к хранителям договора вопрос. — На лице брата все явственнее проступали черты его пернатого хищного тотема. Глаза же почти завершили трансформацию. Нижнее веко то и дело дергалось, словно уже обрело подвижность, а мигательная перепонка время от времени покрывала его глаза. Я перевела взгляд на его ладони расслабленно лежащие на подлокотниках кресла и хмыкнула. В бархатную обивку, оставляя на ней немаленькие разрезы, впились длинные орлиные когти. — Как многоликие смогли изменить договор и внести в него конкретные имена? Хотелось бы повторить эту процедуру.

Глава 13

Ллайто, не желающие покидать свой замкнутый уютный мирок, изредка все-таки интересовались чужими традициями. Так что никто не осуждал любви бессменного хозяина «пристани» к разным редкостям, захватывающим историям и фактам, касающимся дальних уголков мира. Венкелас коллекционировал их, развлекая тем самым и себя, и своих посетителей. Диковинки, много лет копившиеся под потолком обеденного зала харчевни, превращали это место в нечто совершенно особенное. Первый этаж «Тихой пристани» выглядел в точности таким, каким сохранился в моей памяти: чистым, просторным, с четырьмя мощными каменными колоннами, расположенными ровным квадратом и частично заменяющими снесенные стены. С высоких потолков над столами свисали закрепленные в оплетке из тонкой металлической проволоки стеклянные вазы. В каждой на куске коры с сохранившейся под ней древесиной или на битых глиняных черепках, на крупной гальке, а то и вовсе на морской раковине, наполненной сфагнумом, радовала взгляды посетителей мелкими пурпурно-фиолетовыми цветочками тилландсия. У дальней стены, скрывая от любых посторонних взглядов лестницу на жилой этаж, в огромной кадке произрастала бессея. Ее гибкие ветви-плети устилали густым ковром мелких серебристо голубых листочков все вертикальные поверхности, до которых смогли дотянуться.

И сланцевые столбы, и стены, обшитые золотистой древесиной, покрывал узор замысловатой резьбы. Расцветали в камне невиданные, а может не существующие, диковинные цветы. Ползли по стенам стебли лозы с тоненькими листочками, продолжающими древесный рисунок. Парил в поднебесье гордый беркут, выглядывая петляющую между деревьями законную свою добычу — мелкую испуганную косулю. С затаенной радостью за удачливого соплеменника, я находил все больше доказательств того, что дела у него идут весьма-весьма неплохо. Разорение его «пристани» в ближайшее время точно не грозило.

Беседа моя продлилась с Венкеласом недолго, однако жрица — сильна, трохидова дочь! — за это время успела достаточно отдохнуть, подняться на ноги и почти незаметно для меня приблизиться к стойке. Открытое лицо ее, то ли смуглое по природе, то ли загорелое от постоянных странствий под пустынным солнцем далекой родины, совершенно преобразил насмешливый изгиб губ. Улыбка эта изменила не только благородные черты лица, но затронула и ехидно-озорные глаза, с окончанием воззвания к богине вернувшие свой природный изжелта-серый цвет.

Увидев халифатку вблизи, я с трудом сдержался, чтобы не ухватить ее за плечи и не встряхнуть хорошенько. Конечно, теперь случайная моя попутчица мало походила на изможденную бледную немочь, которую напоминала еще сутки назад, но черты ее лица с тех пор мало изменились.

В данный момент она совсем не казалась мне ребенком. Маску девичьей безобидности сменил сексуально-провокационный облик, но теперь я видел гораздо больше, и предельно ясно осознал, что и то и другое — не более чем игра. Талантливая игра прирожденной