Большие надежды возлагались на железные руды Малого Хингана, оценивавшиеся по своим запасам приблизительно как известное Криворожское месторождение. В предвкушении будущей металлургической промышленности был даже открыт специальный горно-металлургический техникум, однако дело остановилось из-за нехватки людей и денег. Директор техникума впоследствии был расстрелян за вредительство, но биробиджанской металлургии это не помогло, она отсутствует и по нынешнее время.

Нехватка людей и денег не позволила начать масштабную разработку и других природных богатств (а чем черт не шутит — нельзя ли этим заняться каким-нибудь еврейским энтузиастам и в настоящее время?..) — меди, графита, асбеста, мрамора, яшмы, золота — чему могли бы способствовать и солидные гидроресурсы. Однако при тогдашних возможностях было сделано все-таки немало. К примеру, в 1932 году работники промышленного сектора распределялись следующим образом: горное производство — 2800 человек, металлообрабатывающее — 1200, силикатное — 2200, строительное — 2000, лесная промышленность — 2500, деревообрабатывающая — 1500, пищевая — 1500, текстильная — 525, ж/д транспорт — 1500, безрельсовый транспорт — 400. Строителей и дорожников было больше всего — 3600 человек, но их все равно остро недоставало. На каждого переселенца в тот момент имелось лишь 2,9 квадратных метра жилой площади. Как же должны были обстоять дела с питанием, если на упомянутой исторической встрече в 1934 году М. И. Калинин сказал: с плохим жильем человек еще как-то может мириться, главное — еда.

Однако индустриализация продолжалась, насколько можно судить, вполне приличными темпами. Строились завод за заводом, капиталовложения росли. Так, в 1931 году было вложено несколько больше 10 млн. рублей, а в 1932 — больше 30 млн. Эти вложения распределялись следующим образом: в промышленность — 11,81 млн., в сельское хозяйство — 6,61 млн., на переселенческое строительство — 6,3 млн., на развитие транспорта — 2,62 млн., на культурное строительство — 1,6 млн.

В целом социальная структура Еврейской автономной области являла собой, можно сказать, мечту антисемита: почти две трети населения рабочие, почти четверть — крестьяне, служащих — примерно каждый десятый. А паразиты никогда или, по крайней мере, в первые годы не могли задержаться в новой Земле обетованной. Хотя ее столица, ее Новый Иерусалим — Биробиджан уже в 1935 году возымел гордое намерение обзавестись собственной электростанцией, приличным вокзалом, кинотеатром на 250–300 мест, больницей на 75 коек, универмагом и городской столовой. И все это было достигнуто, хотя с 1930 года все планы капитального строительства ни разу не были реализованы — обычно они исполнялись что-нибудь на две трети.

Но тем не менее и область, и город явно развивались. В марте страшного 1937 года рабочий поселок Биробиджан был преобразован в город. Население же в этом новом городе с 1934 по 1939 год росло такими темпами: 7,5 тыс., 13 тыс., 19 тыс., 26,6 тыс., 32,6 тыс. При всех нехватках и неизбежном советском бардаке жить становилось бы все-таки, пожалуй, лучше и веселей — если бы не кошмар тридцать седьмого. Трудно подсчитать, кого истребляли больше — русских или евреев (в процентном отношении по стране они шли примерно на равных). Похоже, это мало кого волновало: верхи (а это был, собственно, один человек) стремились избавиться от всех, кто был способен если даже не действовать, то хотя бы фантазировать самостоятельно, низы (а это были все остальные) старались доказать свою исполнительность. Как и повсюду, вчерашние изобличители становились изобличаемыми, и, если даже забыть о гуманности и морали, все равно производит жуткое впечатление один только хозяйственный урон: в области, где на счету был каждый работник, истреблялись сотни и тысячи специалистов. С 1936 по 1938 год были репрессированы более 7,5 тысяч человек — пропорция серьезной войны: в 1939 году население области составляло 135 тыс. человек (из них евреев 16,2 процента, то есть около 17,5 тысяч). Председатель облисполкома историк И. И. Либерберг, еще в 1935 году обвиненный в национализме за попытку придать еврейскому языку статус официального в Еврейской области, был расстрелян, первый секретарь обкома М. П. Хавкин, один из многих комиссаров в пыльных шлемах, выдержал все пытки и — с выбитыми зубами и дважды проломленной головой — был приговорен к 15 годам заключения в Певеке, на рудниках которого никто больше года не выдерживал. Но Хавкина спасла его исконно еврейская полузабытая портняжная профессия: он начал шить кители для охранников, а потом организовал «меховое производство». В этой вполне типичной истории экстравагантна лишь такая деталь: жена Хавкина Софья Павловна получила срок за попытку отравить фаршированной рыбой Кагановича, когда тот в качестве почетного гостя посетил Биробиджан в 1936 году.

Заслуживает упоминания в этой связи и массовая высылка из Еврейской автономной области в сентябре 1937 года великолепных земледельцев корейского происхождения. Но марксист Сталин не беспокоился о производительных силах, когда чувствовал хотя бы призрачную угрозу своей власти. (Будет власть, будут и производительные силы, считал он, и действительно, с 1939 года крупные промышленные предприятия возводили уже недобровольные переселенцы — заключенные.)

* * *

С культурой в Еврейской автономной области происходили сходные вещи: на гребне первой волны создавались национальные школы — в начале 1933 года в Биробиджанском районе действовали 6 еврейских школ на 300 учеников, 5 корейских (520 учеников), 1 украинская (51 ученик), 2 «туземных», в которых обучалось 47 гольдов. При этом до 1933 года в райцентре не было построено ни одной школы; большинство учителей имели только семилетнее образование. Зато учителями еврейского языка (идиш) школы были обеспечены вузами Украины и Белоруссии на 100 процентов, а учителями русского языка и литературы только на 40 процентов — скорее всего, у русских было значительно меньше мотивов ехать в этот дикий край.

Тем не менее городская молодежь считала себя достаточно просвещенной, чтобы организовывать культпоходы в деревню, собирать для нее книги, обустраивать избы-читальни и сельские клубы. И если в 1928 году в районе был один клуб, то к моменту образования автономной области их было уже шесть. За этот же период количество киноустановок увеличилось с одной до четырех, библиотек — с одной до десяти. Масштаб, конечно, нищенский, но рост все-таки налицо. С осени 1930 года начала выходить тиражом 2 тыс. экземпляров на двух языках районная, а затем областная газета «Биробиджанская звезда» («Биробиджанер штерн»); половина тиража распространялась в районе, а половина в СССР и за границей.

В 1934 году в пяти библиотеках области насчитывалось 30 тыс. книг, а в 1937-м библиотек было 14 с общим книжным фондом свыше ста десяти тысяч. Только областная библиотека, располагавшая 80 000 книг, обслуживала ежегодно 3500 абонентов. К началу 1938 года в области насчитывалось 39 изб-читален, 45 клубов и красных уголков, 20 кружков худсамодеятельности. В 1936 году открылась музыкальная школа, в 1937-м балетная. Жизнь все-таки продолжалась.

В 1932 году в районе было открыто отделение «Дальгиза», печатавшее свою продукцию на идише. Тогда же начали свою литературную деятельность биробиджанские писатели Бузи Олевский, Арон Кушниров, Тевье Ген, Моисей Гольдштейн. С 1931 года в Биробиджане жил и работал Эм. Казакевич, начинавший бравурными стихами: