– А потом в селе ужасы случаться стали! – снова встрял Ерофей.

– Э-эх! – прорычал, повернувшись к нему, кузнец и продолжил: – Беда к нам потом пришла. Жила в поселке девушка Купава, вышла замуж за видного воина Рарога, он из княжьей дружины, за порядком присматривал у нас. Настоящий богатырь был. Призвал его князь однажды в поход на водь[23], что дань решила не платить, да так и сгинул Рарог в их землях. Пришли к Купаве его соратники, сказали – погиб.

Горевала, утешалась, что это не так, верить не хотела. И вот лето настало, Купальская ночь в разгаре – слышит она стук в дверь. Подбежала с бьющимся сердцем, отворила – он, Рарог, такой же, как и был, смотрит ласково. Напоила она его, накормила, баню истопила. А он начал раздеваться и говорит ей: «Что-то сапоги жмут, помоги снять».

Стащила Купава обувь, смотрит – вместо одной ступни у него когти птичьи, а другой – копыто, шерстью покрытое. Поднимает голову, глядит на мужа – а у него вместо лица зубастая морда нетопыря. Захохотало чудище, а Купава так и упала без памяти.

Жива осталась, да только заговариваться стала, а потом и вовсе рассудка лишилась. На молодой месяц стала буйствовать, да так, что никто ее удержать не мог. Выскочит в одной рубахе с развевающимися волосами, в поле бежит и бегает там до изнеможения. А пока чувств не лишится, воет так, что все местные собаки подхватывают.

Тут-то и появился в поселке божий человек Амвросий, которого потом Чудесником прозвали. Сказал, прибыл он откуда-то издалека, из этой… Виза… Византии с одним нагрудным крестом, мешком заплечным да посохом. Его, дескать, святые отцы к князю Ратибору отправили об истинной вере рассказать, а тот – ни в какую. Если, сказал, мои предки в аду уже, то я уж после смерти лучше с ними. И отправил священника к нам, в Искорость.

Прознал Амвросий о напасти Купавы, явился к ней и сказал родичам, что может ее вылечить.

И еще странное добавил. Это, говорит, из-за веры вашей в бесов из камней. Скоро много от нее пострадаете.

Велел себя на три дня в избе наедине с больной оставить, а потом покрестить ее во имя спасения души. Что Иоанн там с Купавой делал, никому не ведомо, но на третий день он исполнил обещание – встала женщина на ноги, и больше приступов у нее не было. Вся ее семья с тех пор крещение приняла, а слава про Иоанна по всему поселку пошла. Проповедовал он, и слушал его и стар и млад, и многие обратились в его веру в Христа.

А потом у Вулова камня начались ужасы твориться.

– Можно я расскажу про Вулов камень, можно? – подпрыгнул на месте Ероха.

– Валяй, – усмехнулся кузнец.

И Ероха поведал историю про девушку Хаврошу и парня – сплавщика леса по имени Вул.

Ратмир внимал очередной трагической истории и думал, почему там мало на свете рассказов про счастье и веселую жизнь. Зачем люди пересказывают друг другу истории о больших страданиях? Может, при этом они радуются, что это произошло не с ними? Или потому, что там, где великие страдания, живут и великая борьба, большие чувства и полет духа, рассказы о которых укрепляют сердца?

Ратмир не знал. Он просто слушал про местную красавицу, по которой сохли многие, но любила она одного – сплавщика Вула. Сиротой был парень, но на все руки мастер. По осени он к ней посватался. Многие на них любовались – красивая пара была. Но, видно, сглазили их счастье.

Весной, как лед сошел, поплыл Вул руду сплавлять на барках. Много раз плавал, боги миловали, а тут, видно, вода была большая или плот перегружен – понесло на громадный камень, что торчал рядом с речным поворотом. Разбился плот, груз ко дну пошел. Вул из холодной воды выплыл, но, видно, застудился во вешней воде. Неделю в горячке пролежал, все Хаврошу звал. Так и помер.

Извелась вдовушка, почернела, похудела, от прежней красы и следа не осталось. Прошло время – начали соседи неладное у ее дома замечать. На полную луну стала летать над Хаврошиной избой горящая головешка. Подлетит к трубе, искрами рассыплется и исчезнет. Люди стали говорить, что ходит к ней кто-то не от мира сего.

А у Хавроньи в соседках старушка жила, в травах ведала, ворожила по молодости. Вот и выведала она у Хавроши, что да как. А вдова таить не стала, говорит ей: «На лунную ночь появляется мой Вулушка, как при жизни был, хороший да пригожий. Я его за накрытый стол сажаю, пуховую постель расправляю. А как петухи пропоют, почернеет Вул лицом, к печке подойдет – и нет его».

«Дело мерзкое, Хаврошечка, – говорит старушка. – Не Вул это, а ночное создание, до людской крови жадное. Хочет оно тебя погубить, увести в свой мир полночный и выпить жизнь из тебя, как из кувшина молоко. Тебе спасаться от него надо. А как – я тебя научу».

И научила.

Перед визитом ночной твари достала Хавронья наряды лучшие, стоит, наряжается. Луна взошла, а нечисть тут как тут. Подходит сзади, берет ее за плечи и вкрадчиво так спрашивает: «Куда это ты, голубица моя, наряжаешься? Неужто обо мне позабыла, меня не ждешь? Стол не накрыт, постель не расстелена?»

«Собираюсь я, милый друг, утром на свадьбу. А сейчас надобно мне все лучшие наряды перемерить, так что недосуг мне с тобою этой ночью свиданничать».

«А кто на ком женится?» – спрашивает оборотень.

«Родной брат на родной сестре!» – отвечает Хаврошечка.

«Не бывает так!»

«А бывает, чтобы мертвый муж к живой жене ходил? Изыди!» – закричала Хавроша, да как ногой топнет и припасенным стеблем полыни как хлестнет нечисть по лицу!

Взвыло чудище, скорчилось, а на месте удара заговоренной травой черная кровь хлынула. Предстал оборотень перед девушкой в истинном обличье: когти звериные, морда змеиная, безглазая, вместо ног копыта, а посредине мохнатого туловища огромный красный глаз светится. Закружил вихрь по избе, во дворе поленница посыпалась, звон, грохот, стон. Чудище исчезло, будто его и не было, петухи посреди ночи заголосили, а сама Хавронья на пол без чувств упала.

Так ее наутро старая ведунья и нашла. Отпоила снадобьями своими, женщина и очнулась потихоньку. А камень, о который плот Вула разбился, с тех пор Вуловым называется.

Тогда и начали рядом с Вуловым камнем зловещие чудеса происходить. В тот же год поехали мужики зимой за дровами в лес, что с камнем тем поблизости. Напилили, в возы уложили, в путь тронулись – начало смеркаться. По пути остановились по малой нужде, слезли с саней.

И вдруг по лесу как пошел треск, зашумело, заухало, закукарекало со всех сторон, завыло на все голоса. Староста поселка науськал своего волкодава, тот ринулся на шум, исчез в темноте, и как завизжит, а потом смолк и только хруст костей да разрываемой шкуры слышится.

А потом изуродованную собаку к саням выбросило. Озлились мужики, начали чурбаны в воющую тьму бросать, а дрова обратно с еще пущей силой летят, да так, что двоих сразу чуть не насмерть зашибло. Тут уж не до шуток стало, все на возы попрыгали и дали деру.