— Держу, — заверил его отец.

— Ты сможешь посидеть с Пэтом в субботу вечером вместо меня? — спросил я.

— В субботу вечером? — он удивился, как будто это была странная просьба, как будто я прекрасно знал, что именно в субботу вечером они с мамой всегда ездят на дискотеку, где принимают таблетки экстази.

— Да, мне нужно будет отлучиться из дома.

— Конечно, — сказал он. — Мы всегда можем тебя подменить. Что-то связанное с работой, да?

— Нет, к работе это не имеет отношения. У меня нет сейчас никакой работы. У меня свидание с девушкой. — Это прозвучало как-то неуместно. — С женщиной. — Это тоже прозвучало странно.

Я думал, что он остановится. Но он продолжал в полусогнутом положении придерживать велосипед Пэта, и все мы продвигались вперед среди ромашек и собачьего дерьма.

— Кто она?

— Просто знакомая. Мы, возможно, сходим в кино.

Наконец он остановился, потирая спину и разгибаясь, чтобы взглянуть на меня.

— Ты считаешь, это прилично для мужчины, находящегося в твоем положении?

— Сходить в кино? Почему бы и нет?

— Я говорю не о кино. Я говорю о том, что ты отправляешься на свидание с незнакомой женщиной сразу после того, как… — он внимательно посмотрел на спину Пэта и кивнул. — Ты меня понимаешь.

— Она просто моя знакомая, — возразил, я. — И мы просто идем в кино. Мы же не любовники, скрывающиеся от своих законных супругов.

Отец покачал головой, ошеломленный тем, до чего докатился мир.

— Мне неважно, до чего там у вас дошло, — сказал он и снова показал на Пэта. — Я просто беспокоюсь о нем. Эта девушка… у вас с ней серьезно?

— Не знаю, папа. Может быть, ты разрешишь сначала сходить на первое свидание, а потом уже выбирать занавески?

Я строил из себя оскорбленную невинность. Но я понимал, что, если начну встречаться с женщиной, его это смутит и испугает. Я вовсе не собирался причинять отцу боль. Я просто хотел показать ему, что мне тридцать лет и что мне самому решать, когда нужно снимать стабилизаторы.

Мы добрались до неровной бетонированной площадки перед старенькой эстрадой.

— Ты готов? — спросил отец у Пэта.

— Готов, — ответил Пэт, но в голосе его не прозвучало и малейшей готовности.

— Я тебя держу, ладно? — сказал папа, убыстряя шаг. — Я и дальше буду тебя держать. Просто сиди прямо и жми на педали.

— Хорошо.

— Ты держишься?

— Держусь!

Они рванули вперед по площадке, лица Пэта не было видно за капюшоном, а отец согнулся над ним в три погибели, как будто за маленьким эльфом гнался злой горбун. Потом он отпустил велосипед.

— Ты держишь, деда?

— Держу! — крикнул он, оставшись далеко позади Пэта. — Жми на педали! Я тебя держу!

Маленькие ножки крутили педали. «Колокольчик» опасно покачнулся, когда Пэт проехал по луже, расплескивая воду, но затем снова выпрямился и набрал скорость.

— У тебя получается! — закричал папа. — У тебя получается, Пэт!

Он обернулся посмотреть на меня, и мы оба громко рассмеялись. Я подбежал к отцу, и он обхватил меня рукой за плечи. От него пахло лосьонами «Олд Спайс» и «Олд Холборн».

— Ты только посмотри, как он едет, — гордо сказал отец.

Велосипед добрался до конца площадки, подпрыгнул и свернул на траву. Теперь Пэт ехал медленнее, но все так же яростно крутил педали, направляясь к деревьям.

Не заезжай слишком далеко! — закричал я. Но он меня не слышал. Он растворился в тени старых дубов, как будто какое-то фантастическое создание в капюшоне возвращалось к себе в берлогу.

Мы с отцом переглянулись. Теперь мы уже не смеялись. Мы во весь дух припустили за ним, выкрикивая его имя и поскальзываясь на мокрой траве.

Но Пэт беззаботно выехал из лесу к нам навстречу со свалившимся капюшоном и улыбкой до ушей.

— Смотри, как я могу, — гордо произнес он, привставая в седле, перед тем как затормозить.

— Блестяще, Пэт! — похвалил я. — Но не уезжай далеко, ладно? Катайся так, чтобы мы тебя видели.

— Что с дедушкой? — спросил он.

Отец прислонился к дереву, схватившись за грудь и жадно хватая ртом воздух. Кровь отлила у него от лица, и в глазах было что-то такое, чего я раньше никогда не видел. Возможно, это был страх.

— У меня все нормально, — прохрипел он.

— Дедушка! — испугался Пэт.

— У дедушки все нормально, — повторил отец.

Прошла долгая, мучительная минута, и ему удалось набрать воздуху в легкие. Все еще задыхаясь, отец рассмеялся над тем, как мы перепугались.

— Я просто старею, — сказал он. — Я уже слишком стар для пробежек по лесу.

И я решил, что именно так оно и есть — старость подкрадывается к человеку, чье тело столько вынесло в молодости. Всю свою жизнь я наблюдал, как маленькие осколки шрапнели, зазубренные и черные, выползали из его крепкого тела. Каждое лето мы видели гигантский шрам в виде звезды у него на боку. Вся эта боль должна была нагнать его рано или поздно.

Но я ошибался. Это не был зов из прошлого. О себе, как выяснилось уже потом, заявляло будущее.

— Не волнуйтесь обо мне, — успокоил нас отец, — все в порядке. Поехали домой.

И мы пошли к его машине, пересекая растущие тени этого длинного сентябрьского дня. Пэт мчался впереди на велосипеде, отец мурлыкал себе под нос «С тобой я чувствую себя моложе», и его утешали его личный Дин Мартин и его персональный Фрэнк Синатра.

Когда у тебя стабильные семейные отношения и ты уверен, что они продлятся целую вечность, тебе и в голову не приходит, что можно в третий раз за день стоять под душем, готовясь к свиданию.

Ты думаешь, что все это у тебя уже позади, точно так же, как и то, что ты больше не просишь маму постирать твои вещи и не берешь денег у отца.

Тебе даже в голову не приходит, что снова настанет то время, когда ты будешь относиться к своей личной гигиене так же фанатично, как пятнадцатилетний подросток с перманентной эрекцией. Что ты снова будешь мучиться у зеркала, пытаясь укротить свои взъерошенные волосы. Что ты будешь чистить зубы, которые и без того уже безукоризненно чисты. И все это только затем, чтобы просидеть пару часов в темноте с представительницей противоположного пола, с которой ты совсем недавно познакомился.

Просто кошмар какой-то! Свидания — это игры для молодых. С годами теряешь навыки. А вдруг у тебя уже ничего не получится?!

Готовясь к свиданию с женщиной, с которой недавно познакомился, ты используешь другой отдел мозга, чем когда собираешься куда-то, например, со своей женой. Ты напрягаешь другую группу мышц. Так что это совершенно естественно: если ты снова после долгого перерыва заставляешь работать эти мышцы, они твердеют и напрочь отказываются повиноваться.