С удивлением он увидел, что она обрезала волосы. Надо же – так беречь свою роскошную косу – и вдруг?

– Прическу поменяла? – усмехнулся он.

– А что, не идет? – вспыхнула жена.

– Почему? Вполне себе ничего. Тебя трудно испортить.

– Я, Иван, жизнь поменяла. А ты про прическу… – с вызовом ответила она, словно в этом было геройством.

– Я заметил. Молодец. Смелая.

Замолчали. Потом она вытащила из сумки какие-то бумаги, отвела глаза и тихо сказала:

– Здесь документы на развод. И я очень и очень надеюсь, что ты их подпишешь.

Иван, словно видя впервые, внимательно посмотрел на нее. Изучал. Изумлялся. Напротив него сидела красивая незнакомая женщина. Совсем незнакомая. Чужая. «Как странно, – подумал он, – вот как бывает». Взял бумаги и ручку, черкнул там, где она указала, и протянул ей:

– Все? Больше вопросов нет?

Алена все же смутилась и торопливо закивала:

– Да, да, спасибо.

Он, пытаясь улыбнуться, ответил:

– Да не за что вроде!

У двери она обернулась:

– Простишь меня?

Иван удивился:

– А тебе это важно?

Она не ответила, опустила глаза и тихо сказала:

– Привет тебе от Илюшки.

И Иван поймал себя на мысли, что почти не думает о сыне. О сыне, которого он любил больше жизни. Неужели физическая боль затмевает все остальное? Неужели телесные страдания отодвигают и затеняют самое главное? Неужели так примитивно, так грубо, топорно устроен человек? Или его меняет болезнь? Выходит, это и есть борьба за свою жизнь – ты просто бережешь силы, инстинктивно, интуитивно, для того чтобы выжить, помочь себе, раз все остальное кажется неглавным, второстепенным? Значит, он, не признаваясь в этом даже самому себе, хочет жить? Он борется? Врет себе, но борется, держится за эту самую жизнь?

С этого дня Иван начал расхаживаться и заниматься гимнастикой. Пусть через силу, но начал есть. И чувствовал, как прибавляются силы.

Начал жить, в общем.

* * *

А теща все приходила. Что сделаешь, ее тоже можно понять – человек чувствует свою вину и хочет ее искупить или по крайней мере облегчить.

Спустя полтора месяца Ивану все-таки стало получше – боли уменьшились, дозы обезболивающих тоже. Он ел – если не с аппетитом, то точно не с отвращением. И мучительно тосковал по сыну.

Настал день, когда лечащий врач объявил ему о скорой выписке. Иван растерялся. Обрадовался? Сам не понял. Ему стало страшно – куда он пойдет, к кому? Было ясно, что домой он не вернется. Тогда куда? Теща звала к себе, в закуток, где раньше жила Алена. Чушь. Пойти к ней? Туда, где начиналась его, как тогда казалось, счастливая семейная жизнь? Никогда. Пойти к теще, которая открыла ему глаза? Невозможно. Написать сестре Лене? Нет, не пойдет. У той двое детей, работа, семейное общежитие. Оставался отец. Написать ему? Кажется, больше выхода не было. И он написал.

* * *

Иван стоял у окна и смотрел на улицу. За окном был конец декабря – холодный, серый, промозглый, ветреный, с моросящим снежным дождем. Голые темные деревья клонились от ветра. Снег падал и тут же таял, медленно сползая по грязному стеклу. «Скоро Новый год, – подумал он. – Семейный праздник. Люди готовят друг другу подарки, выстаивают в очередях в поисках вкусностей, планируют гостей и праздничный стол. Наряжают елки, и скоро в квартирах запахнет мандаринами и пирогами. У всех, только не у меня. У меня больше нет дома и нет семьи».

Он думал, как ему хочется поскорее уехать из этого города. Из города, который так и не принял его и не стал ему домом. А он очень старался его полюбить – восхищался им и никак не мог налюбоваться. Замирал в восхищении, когда видел его узкие каналы, широкую и величественную Неву, просторные набережные, ровные как стрелы улицы, дворцы и парки.

Ну что ж, придется попрощаться. Значит, так и никак иначе. Этот прекрасный, величественный город обойдется без него и уж точно не заметит его исчезновения. И Иван тоже не будет по нему тосковать.

Но здесь, в этом городе, оставался его сын. Как он сможет жить без него?

Иван позвонил Алене и попросил привезти его вещи. Не отказала – уже хорошо. А могла бы и на помойку отнести. Если его на помойку смогла, то уж что говорить о вещах! Бывшая жена приехала на следующий день и привезла его пожитки, аккуратно уложенные в старый чемодан.

Он сухо сообщил, что уезжает из города. Куда, она не спросила. Он сказал, что хочет проститься с сыном.

Алена, немного помешкав, попросила оставить Илюшу в покое.

– Как? – изумился он. – В каком смысле – в покое?

Алена ответила монотонно, хорошо заученным текстом:

– У нас новая жизнь. У меня новый муж. А у Илюши новый отец. Уж прости, но это так! А что тебя удивляет? По-моему, замечательно, что мой муж относится к моему сыну как к родному! Да, он всячески старается стать Илюше хорошим отцом – это тебя задевает? Я думаю, ты должен этому только радоваться. Ребенок не будет обделен. К тому же…. – Она помолчала, словно собираясь с силами. – Зачем его травмировать? Зачем ему видеть тебя таким? – Она кивнула на костыль, прислоненный к спинке кровати. – И если ты не будешь мешать… Он, слава богу, еще маленький и быстро тебя забудет. Так будет проще всем, понимаешь?

– Кому – всем? – хрипло переспросил Иван.

– В первую очередь Илюше! – быстро ответила Алена. – Мы сейчас говорим про него!

Он перебил ее:

– Ты сейчас говоришь про себя. Так тебе будет легче! Ты хочешь упростить свою жизнь. Начать с начала, с белого листа, потому что я – черновик. И если вычеркнуть меня, тебе будет удобней и проще! А Илюша тут ни при чем!

Опустив голову, Алена молчала.

– Я попрощаюсь с ним, – твердо сказал Иван. – А дальше… А дальше мы с ним будем видеться! И ты не сможешь, слышишь? Не сможешь этому помешать! – Он кричал.

Алена вздрогнула, побелела, но повторила:

– Ради него, поверь! Только ради него! Это же… психологическая травма, как ты не понимаешь!

– Только не строй из себя заботливую мать! До сих пор ты не очень часто думала о сыне! – Голос у Ивана сорвался. На его крик прибежала испуганная сестра.

Алена быстро вылетела из палаты.

Иван сел на кровать и заплакал. «Как же больно, господи! Невыносимо больно. За что ты меня? Что я сделал такого? Чтобы так – все и сразу? За что?»

В тот же день пришло письмо от отца. Он, конечно, звал его к себе. Писал, что Тоня и Мишка будут рады и что они уже все подготовили и его ждет отдельная комната – Мишка с радостью уступил свою и очень ждет старшего брата! Сетовал на то, что Иван сразу не сообщил ему о несчастье – конечно, они бы тут же приехали! Требовал, чтобы он сообщил точную дату выписки.