— Все нормально, мама. Не так давно она приезжала ко мне, и мы отлично провели время. Не волнуйся за нее, за меня побеспокойся.

— За тебя? Разве я за тебя не волнуюсь с тех самых пор, как акушерка похлопала тебя по попке?

Так, Святая мученица Иви самоотверженно отвела на себя гнев своей матери, прямо как телохранитель президента, заслоняющий его своим телом от летящий пули. Бет необходима была свобода, чтобы самой разобраться со своими проблемами.

— Самое время пойти в бортпроводницы, — продолжала свое мама, — или в агенты по недвижимости. А может, из тебя получится хороший собаковод: ты так любишь возиться с Генри…

Подставить свою грудь под пули было бы гораздо легче…

Посылки из холла исчезли. П. Уарнз перенес/ла их наверх с помощью неведомой силы, так и не показав себя. Это объявление войны, вздохнула Иви, заглядывая наверх. Теперь верхний этаж стал таинственным местом, причудливым гнездом под крышей дома. «Моего, между прочим, дома», — напомнила она себе, смело поднимаясь по лестнице наверх. Ее быстрые шаги становились заметно медленнее по мере приближения к верхнему этажу.

Здесь было холодновато, совсем не так, как на прогретом первом этаже. Лондонская жара не доходила до двери П. Уарнз/а.

Иви помедлила, потом собралась с духом и постучала в дверь костяшками пальцев. Ой! Только сейчас она заметила, что это была не обычная деревянная дверь, а обшитая металлом и вся в заклепках. Она постучала снова.

— П. Уарнз! — прокричала она. — Вы мне нужны по срочному делу!

Она решила воспользоваться проблемой с сыростью, чтобы проникнуть, наконец, в жилище П. Уарнз/а.

— Пожалуйста. Позвольте мне войти! — Иви прижала ухо к холодному металлу. Невероятно тихо. Такой должна быть дверь у края вселенной. Иви напрягла слух. Как из бездонного колодца, до нее донесся слабейший звук, который могла бы издать разве что ножка деревянного стула, если ею царапать пол. Иви прислушалась изо всех сил. Ничего, кроме тишины. Разочарованная, она отступила назад, чтобы постучать еще раз.

Именно тогда она заметила эти отметины с левой стороны двери. Они проходили по краю, как будто острые, как бритва, когти скреблись в дверь, чтобы открыть ее.

Из-за двери раздалось шарканье, сопровождаемое странным звуком, будто что-то волокли по полу. Шарканье приблизилось. Стало зловещим, неумолимым. Иви захотелось взять свои слова назад. Она не могла оторвать глаз от отметин. Она дрожала.

Шарканье прекратилось. Уже ничего не волокли. Единственным звуком, нарушавшим тишину, стало шлепанье своих ног, бегущих вниз по ступеням.

— И ты убежала? — Бинг сильнее затянул полотенце вокруг шеи, пока Иви натирала его голову ядовитой липкой мазью. — А могла бы выяснить, кто он, или она, или оно такое.

— Я сваляла дурака. То есть я хотела сказать, там было очень холодно. Весь Лондон изнывает от ужасающей жары, а я дрожала. Тебе не кажется, что это классический признак… знаешь чего? — Иви не хотелось произносить этого слова.

— Привидений? — бесстрашно вставил Бинг.

— Да. А что, если мой дом населен привидениями?

— Привидения обычно не получают посылок.

— Может, он здесь жил да жил, пока не умер, а посылки продолжают прибывать.

— О нет. Об этом нечего и говорить серьезно.

Иви пожала плечами и обвязала шевелюру Бинга целлофановым пакетом. Наверно, он был единственным человеческим существом, которое хорошо выглядело даже в таком наряде.

— Допустим. А чем тогда объяснить отметины? Уж очень они похожи… на дьявольские.

Бинг усмехнулся.

— А почему не на терьерские?

— Дьявол может вселиться и в йоркширского терьера, — согласилась Иви. — Они очень глубокие. Какая-то сила пыталась открыть дверь. А звуки?! Шлепанье? Лязг? Стоны?

— Стонов ты раньше не упоминала.

— Ну хорошо, стоны я вставила сейчас. Подай на меня в суд. Ты должен признать, были стоны, или их не было — все это чертовски похоже на привидения.

— Нет, я должен признать, что ты слишком часто смотришь фильмы ужасов. И в этом единственное всему объяснение.

Бинг был последователен и тверд. Он никогда не видел призрака, а если бы и увидел, то стал бы развивать теорию, что он — плод его воображения.

— У нас нет никакого мертвеца наверху. У нас там живет человек со странностями. И ни за что не передавай эту дурь Саше. Она возьмет шар и пробьет стену.

— В общем-то я ей уже рассказала, — призналась Иви. — У нее на этот счет свои соображения.

— Иначе и быть не могло.

Бинг осмотрел себя в зеркало и поправил пакет на голове таким образом, чтобы вид его был еще более привлекателен.

— Она сказала, что необходимо изгнать нечистую силу.

Бинг обернулся.

— Нет! Ни за что! Вас запугают до смерти.

— Мы найдем подходящего специалиста, — льстиво уговаривала Иви. — Священника соответствующей квалификации.

— О, подходящего. — Бинг перешел на обычный ироничный тон. — А я-то думал, что вы поищете что подешевле.

— Ты только подумай, Бинг. Разве это поможет?

— Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. В этом П. Уарнз/е нет ничего потустороннего, он/а просто любит лампы дневного освещения, издает странные звуки и необычно проводит время. Он шутник, но изгнания — не заслужил.

— Ты прав.

С тем же усердием, с каким она только что уговаривала себя, что П. Уарнз из другого мира, она стала убеждать себя в противоположном.

— Если уж начать изгонять нечистую силу, то потом будет трудно остановиться. В каждой квартире этого дома есть жильцы со странностями. И почему бы не приписать сатане мрачность Кэролайн?

Но Иви уже забыла, как обижала ее Кэролайн.

— Ты ужасен.

— Ни капельки я не ужасен. Мне очень нравится эта девочка, но с ней чертовски трудно.

— Она одна во всем мире, — драматично заявила Иви и уже менее драматично добавила: — Хочешь, я займусь твоими ногтями?

— О да! — Такому предложению Бинг не мог сопротивляться. — Что значит одна во всем мире? Ты превращаешь ее в героиню какой-то классической мелодрамы.

— С этим ничего не поделаешь. Она действительно одна во всем мире. У нее в семье все умерли. Все до одного.

— Бедная детка, — сказал Бинг с чувством.

— Она гораздо мягче, чем ты думаешь. — Иви опустила руку Бинга в мисочку с теплым молоком и ланолином. — Помнишь, как я рассказывала тебе о своем походе на могилу Белл?

Бинг не помнил, и за этим последовало краткое, леденящее кровь отступление.