class="p1">По большей части женщина принимала приглашение, и тогда пара начинала танцевать, кружась вокруг барабанщика, всё быстрее и быстрее, с нарастанием ритма, делая пируэты, подобно паре птиц, вертясь друг возле друга, но почти не соприкасаясь. Все больше и больше танцоров присоединялись к ним, и тогда они запевали песню, шедшую из самой глубины сердца.

Все мы здесь,

Все мы здесь,

Мы загава,

Мы загава.

Из клана коубе,

Из клана тохир,

Из клана бидеят,

Мы загава.

Мы воины,

Мы люди,

Никто не может обогнать нас,

Никто не может победить нас,

У нас есть наше племя,

Наша семья вокруг нас,

Наши дети вокруг нас,

Наши земли вокруг нас,

Наши верблюды вокруг нас,

Наш скот вокруг нас,

Мы загава.

Мы загава.

Вечеринка продолжалась всю ночь, пока не настало время завтрака молодых. Была зарезана овца, и мать новобрачной впервые приготовила пищу для новоиспеченного зятя. Из белой муки тонкого помола она сделала специальную кашицу — асиду, потом налила в кофейную чашку очищенного топленого масла и разогрела его на огне. У нас считается, что чем больше горячего масла впитает асида, тем успешнее окажется брак. Молодоженам предстояло полакомиться маслянистой кашицей и острым рагу из овечьих кишок.

Как только завтрак закончился, свадьбу объявили завершенной. Пришло время возвращаться к себе в деревню, но обнаружилось, что грузовик, на котором мы собирались ехать домой, вышел из строя. Мама отвела нас к родственникам — разузнать, не имеется ли другого транспорта. Я заснула там прямо на циновках, поскольку две ночи подряд слишком поздно ложилась и была измотана. Проснувшись около полудня, я узнала, что один из моих кузенов, тринадцатилетний Шариф, предложил доставить нас домой на своей ослиной повозке. Дорога была длинной, но он рассчитывал поспеть до наступления ночи.

— Не волнуйтесь, — сияя, заявил он. — Я отвезу вас домой.

— А что, если повозка сломается? — сонно возразила я. — Будет уже темно, а мы дороги не знаем.

— Типичная горожаночка, а? — поддразнил меня Шариф. — Вот что происходит, когда поступаешь в большую школу. Слабенькая стала, изнеженная…

— Избаловал тебя отец! — добавила мать Шарифа. — Возит тебя повсюду в этой своей шикарной машине, ты уж и ходить разучилась!

Я отбивалась:

— Нет, не разучилась, и я не…

— Да ладно тебе, я знаю, что ты привыкла к машине, — прервал Шариф. — Моя повозка, может, и не такая быстрая и удобная, но она надежная. Я тебя доставлю в лучшем виде.

Прежде чем я смогла еще что-то сказать, было решено, что Шариф отвезет нас домой. Правда, не очень-то мне по душе был этот кузен, особенно после того, как обозвал меня изнеженной горожанкой. Да и от внешности его я была не в восторге. Он был одет в скучный старый балахон, как и все другие простые деревенские парни. Я решила, что выйду замуж за культурного, образованного городского человека, современного, в элегантном костюме и галстуке.

Поездка на Шарифовой повозке прошла без приключений, но и без комфорта. Когда мы добрались до дома, отец уже вернулся. Он поблагодарил Шарифа и настоял, чтобы тот остался ночевать — отцу не хотелось отпускать его на ночь глядя.

После ужина отец объявил, что у него есть для меня удивительная новость. Один из наших кузенов попросил моей руки. Он работал учителем в местной школе, был образованным человеком, и потому его семья считала, что мы станем отличной парой.

— Что скажешь, Ратиби? — спросил отец с блеском в глазах.

— Надеюсь, ты ему отказал! Как я смогу поступить в университет и всякое такое, если выйду замуж?

Отец рассмеялся:

— Несомненно, и я так и ответил: ты должна получить хорошее образование, а потом мы, может быть, подумаем о браке.

— И как же отреагировал этот кузен? — поинтересовалась я. Любопытство распирало меня. К тому же мне казалось, что Шариф уделял мне слишком уж много внимания, словно был неравнодушен ко мне. Я хотела показать ему, что до моего замужества еще очень далеко и что каким-либо надеждам деревенского мальчишки вряд ли суждено сбыться.

Отец пожал плечами:

— Очень рассердился. Вся семья очень рассердилась. Они восприняли это как оскорбление. Сказали, что дочери созданы не для образования. И что ты должна выйти замуж, завести детей и остепениться.

— Ну тогда просто отлично, что ты сказал «нет». Кончилась бы моя вольница. Застряла бы в четырех стенах, никакой учебы, никакой жизни…

Он поведал мне историю одной из своих племянниц. Ее отец отказал жениху, но тот похитил девушку и увез в далекую деревню. Долгие годы семья ничего не слыхала о дочери, хотя повсюду ее разыскивала. И вот однажды она вернулась в деревню со своими мужем и сыном. Ее отец был очень зол, но муж предложил уладить дело: он заплатил выкуп деньгами и скотом, и в конце концов разлад остался позади.

— Я не просто так тебе это рассказал, — пояснил мой отец. — Твой отвергнутый жених еще долго не остынет. Мы должны держать ухо востро и быть начеку. Все может случиться. Эти наши родственники решили, что мы пренебрегли ими. Так что чем раньше мы отправим тебя в новую школу, тем лучше. Я уверен, что, как только ты уедешь, все позабудется.

Меня и не требовалось убеждать — я была более чем готова к новой школе. Все мои подруги из начальной школы выдержали экзамены, так что в средней школе Мона, Наджат, Самира, Макбула и я сможем заново сформировать нашу банду. К этому времени мы недвусмысленно дали понять, что не позволим помыкать собой, и с прежними проблемами почти не сталкивались. К тому же я, черная деревенская девчонка, оказалась на пьедестале академического успеха — и кто теперь посмел бы утверждать, что мы чем-то уступаем арабам?

* * *

Отец все активнее занимался политикой. Он вызвался организовать сбор голосов в поддержку демократической партии для предстоящих выборов. Когда лидера партии Садыка аль-Махди избрали президентом Судана, радость отца была безграничной. Но, увы, недолгой. Однажды утром по радио передали шокирующее объявление: власть в стране захвачена военными. Оборвалась короткая демократическая весна в Судане, и вместе с ней словно умерла мечта моего отца.

Он сделался раздражительным и впал в отчаяние. Президента Садыка аль-Махди, честного человека, остро чувствовавшего, что черными африканскими племенами в Судане пренебрегают, бросили в тюрьму. Те, кто захватил власть, называли себя Национальным исламским