– Хорошо, а где твои ученики?

– Увы, со мной только один, но и этого будет довольно.

– Надеюсь, что так.

Договорив, я посмотрел на Мелентия и собрался было выйти вон, как О’Коннор меня остановил.

– Что тебе, Пьер?

– Сир, если вам и впрямь придет в голову блажь выбирать невесту, постарайтесь не остановить свой выбор на княжне Аграфене Сицкой.

Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за моей спиной, будто отрезав тяжелораненого Мелентия от мира живых. Я невольно поежился от пришедшего в голову сравнения и бессильно опустился на стоявшую у стены скамью.

– Что с тобой, государь, – перепугался терпеливо дожидавшийся меня Вельяминов, – может, лекаря кликнуть?

– Не надо, Никита, все в порядке со мной, – покачал я головой, – да и он сейчас иным делом занят, более важным.

Скептическое выражение лица окольничего красноречиво свидетельствовало, что его хозяин придерживается несколько иных приоритетов, но возражать он все же не стал.

– Федьку кликнул?

– Панина-то? Уже рыщет со своими драгунами. Может, и сыщет чего, только…

– Что «только»?

– Да может, его под Смоленском ранили…

– Это вряд ли, Мелентий наш хоть и силен, а такого путешествия не выдержал бы. Да и где его провожатые? Одного бы Корнилий не отпустил.

– А может, татары?

Вопрос был резонным. С тех пор как меня выбрали царем, не было ни одного лета, чтобы крымцы или ногаи, а иной раз и те и другие вместе, не ходили в набег на наши земли. Обычно их отряды не забирались так далеко, но по крайней мере дважды их разъезды появлялись и под Москвой. Когда это случилось в первый раз, я рассвирепел и бросился в погоню за налетчиками. Люди более опытные в таких делах, разумеется, пытались удержать своего не в меру активного царя, но где там… Я же военный гений, блин! Гроза датчан, поляков и всех, кого поймаю…. Как и следовало ожидать, ничего хорошего из этой затеи не вышло. Легкоконная орда просочилась как сухой песок меж пальцев, а я лишь понапрасну гонял свое бравое воинство. Нет, ну пару десятков татар мой верный Корнилий со своими кромешниками все же изловил и даже у какой-то не слишком большой банды отбил полон, но на этом успехи кончились.

В следующий раз я, наученный горьким опытом, поступил умнее – послав Михальского. Правда, подчинить ему всю поместную конницу не удалось, тут бояре и воеводы стали насмерть. Но литвин ухитрился обойтись выделенными ему силами, вырезав своей хоругвью целый табор ногаев, а два других заманив под удар дворянской конницы. Ходили слухи, что руководивший набегом Кантемир-бей, сам едва улизнувший в тот раз, поклялся жестоко отомстить за нанесенное ему поражение. Но тут, как говорится, сам поклялся – сам пусть и отдувается. Так что версию с татарами нельзя было сбрасывать со счетов, но, поразмыслив, я покачал головой:

– Нет, Мелентий не из лука ранен. Не похоже не татар.

– Мало ли пистолей ладят в Туретчине?

– Ладно, чего гадать… Посмотрим, что Федор найдет, тогда и думать будем.

Панин появился к вечеру, и его сразу проводили ко мне, не дав даже умыться и переодеться. Сняв с головы запыленную шапку, он поклонился и начал доклад:

– Нашел, великий государь: в десяти верстах от Донского монастыря их переняли. Мелентий и его провожатые, видать, таиться перестали, вот и попали в засаду.

– Много ли провожатых с ним было?

– Четверо, государь. Двоих сразу ссадили, за остальными гнались потом. Они погоню за собой увели, чтобы отца Мелентия спасти.

– Вот как?

– Он в роще схоронился, да и ушел.

– Кто же его подстрелил тогда?

– Того не ведаю, но думаю, его сразу же и ранили.

– Что с остальными?

– Догнали, – махнул рукой ротмистр. – Тела только худо спрятали. А своих увезли.

– Почему так решил?

– Следы, – пожал плечами Федор. – Троих Корнильевы ратники ссадили, пока их не постреляли из самопалов.

– А куда злоумышленники девались, того тебе следы не подсказали?

– Известно куда. В Москву!

– Ты уверен?

– Уверен. Через Чертольские ворота.

– А сколько их было?

– Не менее двух десятков.

– Такой ватагой немногие ездят… – задумчиво протянул я, – на воротах должны были запомнить.

– И даже записали, – усмехнулся Панин и подал свернутый в трубочку свиток.

Внимательно прочитав, я недоуменно поднял на него глаза.

– Тут нигде нет двух десятков конных…

– Вот тут, – пояснил ротмистр, ткнув пальцем в список.

– Телеги, а с ними провожатые?

– Ага, караульные на воротах подивились, дескать, возы мужицкие, а провожатые по виду – холопы боевые.

– А чьи, они не поинтересовались?

– Так вот… – снова ткнул Федор.

– Телятевский с двумя ратными? Хм, а ведь он тебе сосед по поместью, не так ли?

– Верно, и я такого и не упомню, чтобы при нем челяди меньше десятка было.

– Доказательств маловато…

– Прикажи сыск учинить, государь, будут и доказательства.

– Сыск, говоришь?..

Легкий ветерок лениво шевелил стяги и бунчуки подошедшего наконец к Смоленску королевского войска. Блестели на солнце великолепные латы гусар и прочих богатых панов, составлявших главную ударную силу армии Речи Посполитой. Чуть менее броско, но тоже весьма внушительно выглядели хоругви литовской шляхты. Немецкие наемники на их фоне были и вовсе скромниками, не говоря уж о реестровых казаках и гайдуках. Но все вместе они являли собой зрелище величественное и пугающее. По крайней мере, так полагал главнокомандующий этими силами королевич Владислав Ваза, горделиво оглядывавший свое воинство.

Вокруг королевского сына собралась блестящая свита, состоящая из представителей лучших родов королевства Польского и великого княжества Литовского. И все они, как один, осыпали королевича комплиментами по поводу мощи и бравого вида его армии. Владислав благосклонно внимал всем этим славословиям, время от времени поглядывая в подзорную трубу на город, как будто надеясь, что засевшие там смоляне и московиты одумаются и сдадутся, не рискнув противиться неодолимой силе. Увы, сидящие за крепкими стенами варвары не захотели внимать голосу рассудка и не стали высылать парламентеров с белым флагом. Что же, тем хуже для них!

– Пан гетман, – звонким голосом спросил он у невозмутимо взирающего на все это Ходкевича, – как вы думаете, долго ли сможет продержаться Смоленск против нашей армии?

– Шеин оборонялся от вашего царственного родителя два года.

– Однако две осады подряд вряд ли благотворно сказались на стенах города.