Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну как? – Карина толкнула Олесю в бок.
– Черт ее знает, вроде похожа на кого-то, но таких каждая вторая. Погоди… – она ахнула, прижав ладонью рот. – Анжела… Витальевна?
Так звали хозяйку галереи (а может, управляющую, Олеся в таких тонкостях не разбиралась), где состоялось первое их с Кариной самостоятельное выступление. Не экзамен, не отчетный концерт курса, а все по-взрослому: ты играешь, и тебе за это дают денежку.
– Ты эту концертную блузку который год таскаешь? А денег не будет, так и еще десять лет протаскаешь! Да и вообще, тебе что, деньги не нужны? – уговаривала Карина. – Ну и опять же не абы где, не по кабакам лабать, какое-никакое, а искусство.
Искусство, выраженное гигантской, совершенно бессмысленной инсталляцией модного скульптора, было скорее никаким. Но это бы полбеды. Галерейщица предоставила им для выступления свои костюмы. Два ярко-алых платья, изобретатель которых явно экономил ткань. Еще немного сократить – и платья можно было бы именовать купальниками.
– Я это не надену! – отрезала Олеся, едва взглянув на «сценический» костюм.
– Деточка, ты это наденешь, или это наденут другие, – холодно бросила заказчица. На музыку ей было наплевать, на Олесины способности – тем более, зато точно знала: обнаженное тело – продает. Объектом продажи может быть что угодно, от автомобилей до мехов, включая произведения искусства, и пусть тела обнажены лишь частично, так даже лучше. В общем, заказчик всегда прав, если заказчик не прав, смотри пункт первый.
Как Карина ухитрилась эту тетку уболтать – неведомо. С важным видом объяснила, что две девушки в алом и открытом – фу, банальщина и пошлость, и никакой концепции. А если работать на контрасте: одна в алом и провокационном, другая в белом и невинном – совсем другое дело.
Невинным Олесино платье было лишь рядом с Карининым нарядом: да, длинное, да, практически без декольте, но ткань настолько легка (да что там, почти прозрачна), что Олеся чувствовала себя чуть не голой. Хотя в зеркале (если не вставать против света) выглядело это вполне прилично.
В общем, ту галерею они отработали. И приглашения на «блестящий скрипичный дуэт» посыпались как из мешка Деда Мороза.
– Вижу, вспомнила, – удовлетворенно вздохнула Карина, убирая зеркальце.
– Карин, но… откуда она здесь?
– Да ладно, – усмехнулась та. – Сегодня ты, завтра тебя. И наоборот. Сегодня ты изображаешь важную бизнес-леди, а завтра тебя пинком под зад. Жизнь. И лучше, когда наоборот. В смысле, когда сперва по тебе ходят, а потом ты своими каблучками по всем, кто когда-то считал себя выше.
– Погоди, может, надо… – начала было Олеся, но Карина, отмахнувшись, потянула ее за собой.
– Вот и мы, – выпорхнув из дамской комнаты, она с лучезарной улыбкой подала руку ожидавшему возле «гардеробного» зеркала Эдику, рядом с которым маялся красавец племянник.
– Устраивайтесь, – «дяденька» подвел их к полускрытому за деревянным трельяжем столику, который подковой окружал мягкий кожаный диван. – Кормить вас будем. Что такое, в самом деле! Что Карина, что вы, Олеся, нельзя же так! Артурчик, подтверди!
– Олеся, вы не пугайтесь, дядя Эдик привык на работе командовать, вот и продолжает, а на самом деле он добрый. И кормят здесь в самом деле очень хорошо, почти как дома.
На столе поблескивал гранатовыми зернышками паштет, темнели среди яркой кудрявой зелени бастурма и суджук, рядом с сырной тарелкой пестрело от белизны цветной капусты до густой лиловости баклажанов разноцветье соленых и маринованных овощей. От запахов начинала кружиться голова.
– Это все закуски, понемножку. Рубик сейчас меню принесет, лучше всего форель, – гостеприимно угощал Эдик, Артурчик же кивал и улыбался. – Рыбу не любишь, шашлык можно, а хачапури Назар, это повар здешний, не хуже моей мамы готовит.
– Вы так вкусно говорите, что мне кажется, я слона могу съесть, – невольно улыбнулась Олеся.
– Ой, давай на «ты»? – Эдик замахал на нее руками. – Я сразу стариком себя чувствую, когда красивая девушка мне «выкает».
– Ага, – засмеялся Артурчик. – То-то Гулю за фамильярность песочил, она до сих пор, как тебя видит, вздрагивает и за угол прячется.
– Так то на работе! На работе работать надо, а не глазки строить. А тут мы отдыхаем. Выбирайте, красавицы!
Тяжелая кожаная книга меню Олесю напугала, и она, едва приоткрыв обложку, тут же растерянно ее закрыла:
– Может быть, форель? Тут столько всего, я не знаю просто… А если она такая вкусная…
– Давай форель! – обрадовался Эдик. – Не пожалеешь! Лучше только на озере Севан. Там, знаешь, вода чистая-чистая, как слеза девушки, а воздух такой, что никакого вина не надо. Хотя вино у нас тоже лучше всех. Вот приедете с Кариной к нам, сама убедишься. Лучше в сентябре, и не так жарко, и фрукты будут как мед, в самой поре, и на Севан тогда съездим, и церкви старые посмотрим, и дворик, где я вырос, увидите, со старым тутовником, его берегут. И розы еще будут. Ах, моя мама такие розы выращивает, ни у кого таких нет! А запах! Тут они вообще не пахнут, как пластмассовые, а у нас во дворе прямо густо-густо пахнет, и виноград на солнце совсем золотой, а абрикосы… Знаешь, какие у нас абрикосы!
– Дядина бы воля, – усмехнулся Артур, – всех бы туда отправлял! И не дай бог кому не понравится, загрызет! – Он подначивал дядю беззлобно, весело, по-свойски.
– Да кому может не понравиться? – так же шутливо парировал тот. – Разве что у кого камень за пазухой. Кто к нам с открытым сердцем, того и мы всей душой…
Понемногу Олеся начинала понимать, что Эдуард мог Карине понравиться вполне всерьез, и не в обеспеченности дело. Единственное, что ее смущало: как при такой любви к родной Армении он живет и работает в Москве. Но обстоятельства у всех разные. А вообще – правильный дядечка. Настоящий. И на Карину смотрит с нескрываемой нежностью. И не ревнивый: Артурчик ее танцевать увел, а этот ничего, только улыбается. Или, может, он сам попросил племянника, хотел с Олесей с глазу на глаз остаться?
– Что думаешь? – спросил он, не отводя взгляда от танцующих. – Не пара я ей? Старый, толстый кошелек на ножках?
– Что вы! – ахнула Олеся, хотя Артурчик рядом с Кариной смотрелся куда органичнее. Красивая пара! – И не думала даже.
– Думала, думала. Я тоже думал, да только не все, что на виду, правда. За ней ведь этих красивых толпы бегали, и что? Ненадежные они, которые молодые да гладенькие. Я знаю, сам такой был, сейчас уж отгулял свое,