только вышел бы с обеденного перерыва, и шёл бы по коридору из комнаты отдыха к рабочему столу.

— Трусики, — сказал мужик на пассажирском сиденье.

Брайан повернул голову.

Напуганная женщина перевела взгляд с него на мужика, который уже ухмылялся.

— Что?

— Трусики.

Женщина облизнула губы.

— Хорошо, — дрожащим голосом сказала она. — Хорошо. Я их сниму. Только не делайте мне больно.

Он потянулась под юбку, выгнула спину и сняла бельё. В зеркале заднего вида Брайан уловил мелькнувшее загорелое бедро и чёрные лобковые волосы. А затем трусики протянули вперёд, чистые, шёлковые, белые.

— Останови, — сказал мужик.

Брайан притормозил и остановил машину. Мужик достал чёрный маркер из кармана своей блузки. Он распластал трусики на колене и начал рисовать на них, пряча свою работу засаленной рукой. Закончив, он опустил окно, потянулся вперёд, схватил радиоантенну, отогнул её.

Быстро и умело протолкнул металлическую антенну сквозь белый шёлк и позволил ей отпрыгнуть.

Трусики на макушке антенны развевались как флаг.

На них мужик коряво нарисовал череп и скрещённые кости.

— Теперь мы банда. — Он ухмыльнулся. — Поехали.

Проигрывая борьбу вторгающейся ночи, день медленно умирал, заливая небо оранжевым. Мышцы Брайана устали, утомлённые от напряжения и от целого дня за рулём. Он потянулся, зевнул, покрутился на сиденье, пытаясь взбодриться, и сказал:

— Мне нужен кофе.

— Тормози.

Брайан вырулил на песчаную обочину.

Мужик повернулся к женщине:

— Твоя очередь.

Та в ужасе кивнула:

— Ладно. Только не причиняйте мне вреда.

Они поменялись местами, женщина села за руль, а Брайан пересел на заднее сиденье.

— Поехали.

Брайан заснул. Ему снилась автострада ведущая сквозь ничто, чёрная полоса асфальта, которая бесконечно тянулась сквозь безлюдную и безликую пустоту. Пустота была безлюдной, но он не чувствовал себя одиноким. Брайан был один, но он вёл машину и чувствовал себя хорошо.

Когда он проснулся, женщина была голой.

Водительское окно было открыто, и женщину трясло, она стучала зубами. Ничего из её одежды в машине не было, кроме лифчика, который был растянут над ногами мужика, между дверной ручкой и отделением для перчаток, и удержал две крышки термоса, наполненные кофе. С этого угла, Брайан мог видеть эрегированные соски женщины и он нашёл это странно возбуждающим.

С тех пор, как он видел голую женщину, прошло много времени.

Слишком много.

Брайан посмотрел на нее. Наверняка, женщина думала, что он и мужик на пассажирском сиденье оба преступники, оба сообщники, приятели-похитители. С тех пор как она здесь оказалась, Брайан не вёл себя как пленник, или заложник, и к нему так не относились. Не зная толком почему, Брайан также не пытался дать женщине понять, что он на её стороне, что они в равном положении. Возможно, Брайан, в каком-то смысле, наслаждался ложным восприятием; в извращённом смысле, гордился тем, что его ассоциировали с мужиком на пассажирском сиденье.

Но этого не могло быть.

Или могло?

Его взгляд задержался на сосках женщины. Могло. Странным образом, Брайан был рад, что его похитили. И не только потому, что ему выдался шанс увидеть голую женщину, но и потому, что переживание этого экстрима меняло точку зрения на всё остальное. Теперь он знал, что до того случая на банковской парковке, он не жил. Просто существовал. Ходил на работу, ел, ложился спать, снова шёл на работу. Плыть по течению было удобно, но всё это было ненастоящим, это была не жизнь, а её имитация.

Вот сейчас была жизнь.

Она была ужасной, она была пугающей, она была опасной, она была безумной, и Брайан не знал, что может случиться в следующий момент но, впервые на своей памяти, он чувствовал себя по-настоящему живым. Ему не было удобно, и он не просто лишь существовал. В компании безумца он путешествовал сквозь тьму в неизвестном направлении; он опасался за свою безопасность, боялся за своё здоровье.

Но он был живой.

— Сначала мы убьём Отца, — сказал мужик на пассажирском сиденье. Его голос был тихим, серьёзным, почти неслышным, и звучал так, будто он либо говорил сам собой, либо не хотел, чтобы его услышал кто-то ещё. — Мы ампутируем его конечности ножовкой из костей Матери, и продадим для замены. Затем мы убьём Сестру: распотрошим её на колоде как трепыхающуюся рыбину…

Эти слова, их ритм убаюкали Брайана. Он снова заснул.

Когда он проснулся, мужик и женщина стояли перед машиной. Был день, и они были на окраине большого города. Возможно, Хьюстона, или Альбукерка. Женщина всё ещё была голой и от мужчин из проезжающих мимо машин слышались гудки и возбуждённые возгласы.

Брайан смотрел через лобовое стекло. Мужик держал в одной руке половину разорванного бюстгальтера, и когда женщина встала на колени, он обмакнул палец во вставленную термокружку. Влажный от кофе палец он приложил ко лбу женщины, словно благословляя.

К машине он вернулся один.

Брайан смотрел как голая женщина, не оглядываясь, бежит на другую сторону шоссе и вниз по небольшой насыпи.

Мужик сел на пассажирское сиденье и закрыл дверь.

— Куда мы едем? — спросил Брайан. Говоря это, он понял, что задаёт вопрос не как пленник, не как похищенный, а как приятель-попутчик… как компаньон. Он не боялся ответа, ему было просто любопытно.

Кажется, мужик это почувствовал, потому что он улыбался, и в его улыбке была насмешка:

— Это имеет значение?

Брайан на секунду задумался и, наконец, ответил:

— Нет.

— Тогда поехали.

Брайан посмотрел на часы и понял, что не знает, чем он обычно занимался в это время.

Мужик широко и понимающе улыбнулся:

— Поехали.

— Хорошо, — Брайан улыбнулся в ответ. — Хорошо.

Он завёл «Блейзер».

Они поехали на восток.

Перевод: Шамиль Галиев

Грядут плохие времена

Bentley Little, «Comes the Bad Time», 1987

Рассказ «Грядут плохие времена» был вдохновлён очертаниями, которые, как мне кажется, я разглядел в ломтике томата. Это было не лицо, как в рассказе. Они больше походили на предмет. На вазу, может быть. Я был уверен, что видел эти очертания раньше, хотя не помнил где и когда, и на протяжении нескольких следующих дней я обнаруживал, что не только смотрю на сам предмет, но и выискиваю везде его форму и силуэт. Из этого и вырос рассказ.

Никогда раньше этого не замечал, но если задуматься, похоже, что некоторые мои рассказы связаны с боязнью овощей. Понятия не имею почему.

* * *

Я понял, что это началось снова, когда разрезал томат и увидел лицо Елены. Дженни была в саду, подкармливала свои посадки, и я быстро покрошил томат на мелкие кусочки, сложил их в