проблемка. Подъедешь к ресторану «Дача», там нужно убрать мусор. Сзади, в кустах. Ну да, ты меня понял.

Закончив звонок, Олег Иванович толкнул меня в плечо:

– Эй, ты что, спишь на работе? За что я тебе деньги плачу?!

Я сделал вид, что проснулся, потянулся, протер глаза.

– Извините, Олег Иванович, задремал!

– Вижу. Ну все, проснулся? Домой едем.

Мы поехали домой, а я все думал о той сцене, свидетелем которой невольно стал. Олег Иванович тоже молчал, я видел в зеркале его лицо. Страшное было лицо, что и говорить.

А через пару дней я увидел у твоей матери журнал, где сообщалось, что на дороге за городом нашли разбитую и сгоревшую машину, в которой находился труп светской львицы Ульяны В.

Тут мне совсем поплохело.

Я связал ту сцену, свидетелем которой стал, и звонок какому-то Кастету… Значит, мой шеф велел Кастету убрать мусор, подразумевая под мусором труп собственной любовницы! И я все это видел и слышал!

А тут и Олег Иванович стал посматривать на меня с недоверием и подозрением – видно, сопоставил кое-что и задумался, не заметил ли я чего в тот день…

А потом мне стало не до чужих проблем. Валентина… твоя мать… очень изменилась. Я почувствовал, что у нее кто-то есть.

Ты знаешь, говорят, что муж узнает такие вещи последним.

Узнает – может быть, но чувствует… чувствует всегда.

Вот и я почувствовал… Да, видно, поздно было…

Где-то наверху раздался строгий голос:

– Свидание заканчивается!

– Еще минуту! – проговорил отец. – Мне непременно нужна еще хотя бы минута…

И он снова заговорил:

– А потом я увидел их вместе – и всякие сомнения у меня отпали. Достаточно было увидеть лицо Валентины, когда она смотрела на него… достаточно было увидеть ее глаза…

Я не выдержал и поздно вечером, когда ты уже спала, начал этот трудный разговор…

Моя жена не стала ничего отрицать, но наговорила мне такого… такого, что я не выдержал и впервые в жизни ударил ее. Я… теперь-то я понимаю, что женщины могут словами ранить очень больно и не следует всему верить, но тогда я просто не выдержал. Я хотел, чтобы она замолчала.

И после этого я выбежал из квартиры, чтобы не сделать чего-нибудь еще худшего… непоправимого.

Я выбежал из квартиры… и тут буквально налетел на него. На того мужчину. На любовника твоей матери.

Я растерялся на мгновение, а он втолкнул меня обратно в квартиру и ударил ножом… По горлу.

Я умер не сразу.

А он наклонился надо мной и смотрел, как я умираю, как жизнь уходит из меня.

И еще кое-что мне сказал перед смертью.

Он сказал, что моя жена ему нисколько не нужна, нисколько не интересна, что он крутил с ней, только чтобы подобраться ко мне и узнать, не видел ли я кое-что.

– Так видел ты или нет?

Я не мог говорить – мое горло было перерезано, я захлебывался кровью.

А он усмехнулся и сказал:

– Ну, мне, в общем, все равно. Как говорил один умный человек, нет человека – нет проблемы.

И он пошел в комнату к Вале, а я даже не смог пошевелиться, не то что ему помешать. Я знаю, что он не убил твою мать, а только ранил, иначе мы встретились бы с ней…

Отец замолчал.

Я хотела еще о чем-то его спросить, о чем-то важном – но не могла вспомнить, о чем.

А потом он начал таять… таять… таять…

Я сидела в старом кресле с продранной обивкой, перед ломаным трюмо с расколотым зеркалом. В этом зеркале отражалось мое лицо – растерянное, испуганное, несчастное.

Конечно, не было на мне ни пудреного парика, ни розового, шитого серебром платья.

Я была растрепанная, усталая, какой и должна быть после того, как продиралась через заросли и спала в заброшенном доме…

Ну да, конечно, я заснула в этом доме, и все мне приснилось – и юноша за клавесином, и дама с лорнетом, и отец…

Отец! Я вскочила с места.

Однако какой яркий, какой достоверный был сон! Я видела отца, я разговаривала с ним, он рассказал мне, как все было на самом деле той ужасной ночью. Но можно ли верить снам?

Я сидела перед трюмо, глядя в треснутое зеркало, и перебирала детали своего сна, всеми силами стараясь удержать их в памяти.

И тут я увидела на столике перед зеркалом медальон, точнее, кулон, сделанный из старинной монеты. На одной стороне монеты был изображен бородатый человек с властным и строгим лицом, на другой – старинный парусный корабль необычных очертаний.

Этот медальон показался мне удивительно знакомым. Более того, почему-то я была уверена, что он очень важен для меня и как-то связан с моим прошлым, но как?

Я пыталась вспомнить, но от бесплодных усилий у меня только разболелась голова, а перед внутренним взглядом возникла наглухо закрытая деревянная дверь.

Я взяла медальон в руку…

Вдруг где-то в глубине дома начали бить часы.

Два… три… четыре гулких удара…

Окно комнаты, где я сидела, с грохотом распахнулось, в него ворвался порыв ветра…

И я проснулась.

Я сидела в своей машине, припаркованной посреди леса.

Так что же – это был сон во сне? На самом деле я не видела не только покойного отца, но и заброшенного дома посреди леса?

Но до чего же четкий, внятный, детальный это был сон!

Я почувствовала, что сжимаю что-то в кулаке, что-то твердое…

Я разжала кулак – и увидела на ладони медальон, сделанный из старинной монеты.

На одной стороне монеты было лицо бородатого мужчины, на другой – старинный корабль…

Это была та самая старинная монета, которую я нашла на трюмо в своем сне!

Так, значит, это был не сон? Значит, я и правда была в том доме?

Я выскочила из машины, огляделась.

От того места, где была припаркована моя машина, в глубину леса вела единственная тропинка.

Я побежала по ней, чтобы найти старый дом и разобраться со своим загадочным сном.

Колючие ветки кустов хлестали меня по лицу, цеплялись за одежду, словно хотели помешать мне…

Но я бежала, пока хватало сил, потом шла.

Наконец впереди показался просвет, я раздвинула последние кусты и вышла на поляну…

Никакого дома на поляне не было. Посредине ее лежала огромная груда камней, видимо, когда-то здесь и правда была какая-то постройка, но она давно разрушена, теперь невозможно даже определить ее прежние очертания.

Я вспомнила, что уже была на этой поляне, видела эти руины и