Филер встретил начальство на подступах и издали показал беглеца. Тот жался ближе к лоткам, переходя с места на место. Сыщики рассредоточились. Лыков выбрал себе самый удобный пункт наблюдения – из окна Мясницкого полицейского дома. Для этого ему пришлось показать приставу билет и объяснить свое присутствие. Через три часа стемнеет, и народ начнет расходиться с площади по ночлежкам. Тут беглеца легко упустить. Н-да…

Вдруг к белобрысому подошел человек, дернул за рукав и зашагал к бульвару. Эге! Знакомый персонаж! Это он стоял с коробкой перед дверью Голофтеевского пассажа, отвлекая внимание Лыкова! А потом напал на него. Клюет, клюет…

Надворный советник слетел по лестнице вниз, выбежал на площадь. Разбойники быстро удалялись. За ними вслед двинулись и сыщики. На Покровском бульваре уголовные долго ловили извозчика, выбирая «ваньку» победнее. Потом торговались с ним, махали руками… За это время успела подъехать сыскная пролетка. Лыков боялся, что их заметят, и разделил преследователей. Он с Мойсеенко сел в полицейский экипаж, который держался в пятидесяти саженях от гайменников. Остальные ехали в наемной коляске далеко позади.

Так они ползли по бульварам. Люди Безносого не торопились и вели себя настороженно, то и дело оглядывались. На Трубной площади надворный советник поменял экипажи местами. Теперь слежку возглавляли Войлошников с филерами, а сыскная пролетка ехала в отдалении.

Разбойники слезли с «ваньки» только на Тверском бульваре. Потоптались, осмотрелись – и шмыгнули во двор ресторана Саврасенкова. Это было известное в городе заведение. Недорогое, но злачное, оно славилось отдельными кабинетами, в которых творился бешеный разгул. Слово «саврас», означавшее пошлого жуира, произошло отсюда… Неужели беглеца с побитым лицом впустят в ресторан? Не должны! Да и сунулись ребята не в главную дверь. Недоумение рассеял Войлошников:

– Алексей Николаевич, я, кажется, знаю! Содержатель холодного буфета у Саврасенкова – бывший казак Ейского полка. Я хотел повидаться с ним, да пока не успел.

– Вот и хорошо! Иначе спугнули бы Безносого. Думаю, он здесь, в одном из флигелей. Но только в каком?

Один из филеров поговорил со швейцаром и доложил:

– Буфетчик проживает во дворе, голубая калитка, против нее – водопойная колода. Но он сейчас в ресторане.

– Что будем делать, господа? – спросил Алексей у надзирателей. – Можно показать буфетчику билет и велеть выманить квартиранта. Но вдруг там казачья солидарность?

– Опасно, – согласился Войлошников. – Но и ломиться внутрь тоже не стоит. Нас мало, местности мы не знаем. Разбегутся! Давайте вызовем подмогу, оцепим, и тогда уже будем штурмовать.

– Ты, Александр Иванович, вечно подмоги требуешь, – рассмеялся Мойсеенко. – Как говорил Наполеон? Надо ввязаться в драку, а там будет видно! Пойдем прямо сейчас и возьмем всех тепленькими.

– На усмотрение начальства, – ответил Войлошников, пряча обиду.

Лыков подумал и приказал:

– Идем туда. Дмитрий Петрович прав: действовать надо быстро. Вдруг эти шильники уйдут через какую-нибудь заднюю калитку? Скоро стемнеет, будет только хуже. Всем приготовить оружие!

Сыщики вынули револьверы и взвели курки. Сейчас начнется захват… У Лыкова, как всегда в минуту опасности, учащенно билось сердце. Там несколько отчаянных, а их пятеро; должны совладать. Ну, вперед!

Они выбили дверь и ворвались в горницу. Двое сидели и пили водку. Никого больше в комнате не было, и Лыков понял, что сыщики оплошали.

– Руки вверх! Встать!

Громилы вскочили, подняли руки. Вид у них был растерянный – гостей не ждали.

– Где атаман? – спросил Алексей у налетчика, оцарапавшего ему бок.

– Сами ждем, – ответил тот с запинкой. Он не успел еще договорить, как надворный советник бросился во внутренние комнаты. Следом побежал Мойсеенко, а остальные принялись вязать арестованных.

В комнатах было пусто. Сыщики ринулись в огород. Баня, выгреб, нужник… Где искать? В сумерках Лыков разглядел, что дверь отхожего места распахнута и качается на петлях. А за забором слышны быстро удаляющиеся шаги. Безносый сбежал.

Обыск в квартире дал некоторые результаты. Нашли три револьвера, казачью шашку, ножи со следами крови. И всего двадцать рублей мелкими купюрами. Главной находкой оказался паспорт купца из Котельнича, труп которого подобрали на Шаболовке. Это была абсолютная улика!

Задержанных доставили в Малый Гнездниковский переулок, и Лыков сразу же приступил к допросу. Начал он с нового арестанта.

– Как зовут?

– Иван Отченашенко.

– Кубанский казак?

– Был, да весь вышел.

– Исключили из сословия?

– Так точно.

– С Арсением Гулым как познакомился?

– Да мы из одной станицы…

– За что тебя исключили?

– Лишение всех прав состояния. Сосед у меня был – богатый! Ну и… зарезал я его. Думал, не найдут, а вот нашли.

– Так ты беглый?

– Третий год как.

– Откуда сделал ноги? С каторги?

– Не доехал я до каторги, ваше высокоблагородие. С пересылки утек, с-под Тюкалинска.

– Это в Тобольской губернии который?

– Так точно.

– И дальше что делал?

– Так вы ведь знаете!

– Мы-то знаем, но ты скажи.

– Ну, людей мы с Безносым резали… Я его встретил в Ростове. Обрадовались друг дружке, выпили и сговорились. Мишка еще с нами был, которого Безносый кончил… да вы помните!

– Как не помнить!

– Арсентий-то сообразил, что вы Мишку не отдадите, и кончил. Свой своего, э-эх… Да нельзя же было его вам оставлять! Хоть он тоже казак, но из другой станицы, из Ясенской.

– А этот кто такой, которого ты с Хитровки забрал?

– Прибился. Зовут Васька.

– Так кто он?

– Он, ваше высокоблагородие, просто Васька.

– И что, взаправду сумасшедший?

– Нет, просто тупой. Когда сидел в следственной тюрьме, его там научили прикидываться. Есть такие знающие люди…

– Понятно. Кататонию всех легче изобразить. Васька тоже резал?

– Все больше за руки держал.

– А кто убивал?

– Арсентий. Он от этого прямо трясся весь, нравилось ему. Нелюдь! Я-то не ангел, но смотреть и мне было тяжко…

– А почему он в шею всегда бил? Это же трудный удар. Легко и промахнуться.

– Он так первого человека зарезал, еще на войне. Турка какого-то. Ну и повадился кувшин по воду ходить… Набил руку будь здоров! Ни разу не было осечки.