Роджер оглянулся: в темном просвете ущелья было пусто – пехота отстала. Рыцарь бросил взгляд на спутников. Козма взводил арбалет. Туркополы сориентировались сами: вытащили луки из седельных чехлов, теперь хмуро накладывали стрелы на тетивы, ожидая команды. Но команда прозвучала впереди. Гортанная, громкая. Лес копий взметнулся остриями кверху. Узкие стяги затрепетали на ветру.

– Оп-па! – воскликнул Иоаким.

– Что это они? – удивился Козма. – Приветствуют?

– Хотят убить красиво, – отозвался Иоаким. – Сейчас пришлют герольда с официальным вызовом на бой. С таким примерно текстом. Эмир принял решение зарезать врагов истинной веры и милостиво предоставляет им право выбрать: сделать это самим, или воинам ислама придется трудиться. Лучше, конечно, убиться самим – не так больно.

Козма глянул на друга. Иоаким, ощерив зубы, держал в правовой руке копье, левой поигрывая щитом. Лицо у него было таким, что Козма невольно отвел взгляд на Роджера. Тот, привстав в стременах, смотрел вперед, приложив ладонь ко лбу. Затем в очередной раз оглянулся. "Прикидывает, успеем ли назад в ущелье, – догадался Козма. – Не получится!" Роджер, видимо, пришел к такому же выводу. Сел прямо и больше не оборачивался.

Впереди раздался звук трубы. От темной массы сарацинского войска отделился всадник и поскакал к беглецам. Один из туркополов натянул было тетиву лука, но рыцарь взглядом успокоил его.

– Герольд! – сплюнул Иоаким, поудобнее перехватывая копье. – Что и требовалось доказать…

Сарацин остановил коня в двух прыжках от маленького отряда. Это был молодой воин в простой кольчуге поверх халата и синей чалме, укрывавшей шлем. На смуглом лице гонца читалось любопытство с примесью злорадства.

– Мой господин Ярукташ, главный евнух и правая рука эмира города Эль-Кудс, который франки называли Иерусалим, приглашает рыцаря Зародьяра на переговоры! – выкрикнул сарацин.

Козма с Иоакимом невольно переглянулись.

– Дабы никто не мешал вашему разговору, войско отойдет, – добавил гонец тише.

– Я принимаю приглашение, – Роджер приложил правую руку к груди.

Гонец сделал тоже самое, потянул за повод и поскакал к своим, размахивая над головой сорванной со шлема чалмой. Вновь прозвучала гортанная команда, конники впереди отряда беглецов развернулись и стали исчезать за склоном. Но те, что сторожили вход в ущелье, остались. Роджер тронул бока жеребца каблуками и шагом поехал навстречу всаднику, рысившему ему навстречу.

Они встретились в половине полета стрелы от беглецов и остановили своих коней, когда между мордами лошадей остался шаг. Некоторое время молча рассматривали один другого. На Ярукташе был надет сияющий серебряной насечкой панцирь, на острие шлема богатой работы трепалась метелка из крашеного конского хвоста. Сабля в ножнах, украшенных золотом и дорогими камнями висела сбоку. Рядом со столь сверкающим противником рыцарь выглядел жалко. Доспехи его давно не чистили; сталь пластин поверх кольчуги успела потемнеть, кое-где даже проглядывали ржавые пятнышки.

– Ты постарел, Зародьяр, – сказал евнух и притворно вздохнул: – Годы!

– Не знаю тебя! – хмуро отозвался Роджер.

– Я видел тебя несколько раз. Издалека…

– Твое счастье! – тем же тоном сказал рыцарь.

– Правда! – весело согласился Ярукташ. – Если б довелось встретиться лицом к лицу… Я знаю судьбу твоих врагов. Юсуфа, к примеру.

Лицо Роджера вытянулось.

– Твои туркополы убили не всех, – засмеялся евнух. – Хотя правильнее будет сказать, что как раз мамлюков Юсуфа они зарезали поголовно; но моего аскера упустили. Он прискакал сюда и обо всем рассказал. Нам оставалось только приготовить встречу, – Ярукташ развел руками, словно извиняясь. – Правда, я ждал, что Волк Пустыни будет осторожен и вышлет дозор. Тогда нам пришлось бы выковыривать тебя из ущелья. Стареешь, Зародьяр…

– Что хочешь? – буркнул рыцарь.

– Мой господин, эмир Эль-Кудса, по-вашему, Иерусалима, страстно желает видеть твою голову на блюде, – лукаво усмехнулся евнух. – Настолько страстно, что заставил меня поклясться на Коране, что я привезу ее. Ты имел неосторожность убить на дороге его младшего брата Селима, – пояснил Ярукташ, заметив недоумение на лице рыцаря. – Поэтому Юсуф шел по твоему следу, а я ждал здесь.

– Сдержать клятву будет нелегко, – Роджер тронул рукоять меча.

– У меня здесь сотня, у тебя – только десяток, – пренебрежительно сказал евнух. – Это лучшие воины Сахеля, можешь мне поверить.

– Видел, – сказал рыцарь. – Команды выполняют четко.

– Я подбирал их несколько лет, по одному, – расплылся в улыбке Ярукташ. – Они не бездельничают в мирное время, проводя его в духанах или у женщин, как другие; каждый день занимаются в поле, совершенствуясь в построении, приемах атаки и владения оружием. Это трудно, но они не ропщут: никто не одет так хорошо в Сахеле, никого так сытно не кормят, ни один воин не получает столько серебра. Я знаю, на что способны твои туркополы, они умелые воины, но тебя не спасут. Десять на одного в чистом поле! Мы засыплем вас стрелами издалека, как сделали это у Тивериадского озера, и вы станете похожими на кусты терновника – такими же пышными и колючими, – евнух хихикнул.

– Почему ты не напал до сих пор?

Ярукташ не ответил. Нагнулся и стал внимательно разглядывать жеребца Роджера. Затем объехал вокруг рыцаря, не спуская глаз с его коня. Тот вдруг заржал и потянулся мордой к кобылке евнуха. Роджер дернул поводья.

– Хороший жеребец, – сказал Ярукташ. – Вы, франки, любите высоких коней – чтобы смотреть на других сверху вниз. Наши эмиры переняли этот обычай, поэтому на высоких коней хороший спрос. Твоему жеребцу нравится моя девочка. У них будет славное потомство, поверь! Мои родители разводили коней, я знаю в них толк.

– Тебе нужен мой жеребец? – удивился рыцарь.

– Жаль его убивать. Если мы станем стрелять, погибнут люди и кони.

– Ты хочешь, чтоб мы сдались, и ты привел нас к эмиру в оковах, – догадался Роджер. – Поэтому и затеял переговоры.

– Я не настолько глуп, чтобы предлагать плен, – пожал плечами Ярукташ. – Тебе и твоим дьяволам нет резона сдаваться. Лучше пасть в бою, чем захлебываться кровью под ножом палача. Души воинов, погибших в бою, пребывают в раю; а души казненных преступников идут прямо в ад. Разве не так?

– Это у мусульман.

– У христиан тоже. Я хорошо знаю обе веры, рыцарь. До четырнадцати лет я был христианином… Правду сказать, я не верю ни в Магомета, ни в Иисуса. Поэтому мне плевать на клятвы на Коране и клятвы на Библии. Эмир не увидит твою голову. Я готов отпустить вас живыми. Отдай мне золото, что ты увез из Иерусалима, и можешь ехать, куда хочешь.

Лицо Роджера исказилось.

– Только не говори, что ты ездил в захваченный правоверными Иерусалим, чтобы поклониться святыням, – усмехнулся евнух. – Я знаю, что влечет в Сахель рыцарей креста. В городе оставалась казна ордена, и ты вывез ее.