— Ну тебя, — Катерина так разочарованно махнула рукой, что все засмеялись.

— А если серьезно, — сказала Лиза, — то работы действительно было навалом. Сценарист такого наворотил, что пришлось все переделывать. Так что я оказалась не только консультантом по костюмам восемнадцатого века, но и практически соавтором сценариста. Да еще лекции в Оксфорде…

— Да, — протянула Катя. — Кто бы мог подумать, что твое хобби так далеко зайдет…

— Девочки, начинается, начинается. Никита! — заторопилась Любовь Константиновна.

Никита Владимирович прибавил громкость в телевизоре, и все как-то сразу подобрались, замолчали. Катя заметно побледнела, закусила нижнюю губу. Пошла заставка программы.

Передача называлась «Хороший тон» и задумывалась как еженедельная получасовая программа, рассказывающая зрителю о том, как себя вести, как одеваться и тому подобное в самых различных ситуациях — начиная от дружеской вечеринки и заканчивая приемом на самом высшем уровне.

Катя начала передачу красиво, с цитаты: «Манеры не пустяки; они плод благородной души и честного ума. Так говорил Теннисон. Эмерсон же утверждал: «Изящество в обращении лучше изящества форм; оно доставляет более наслаждения, чем картины и статуи; это самое изящное из всех изящных искусств…»

Сегодняшняя программа была первой и открывалась небольшим экскурсом в девятнадцатый век. Здесь, конечно, не обошлось без помощи Лизы, которая помогла отыскать в архивах уникальные материалы и несколько забавных исторических анекдотов. «Если вы идете с дамой, то должны оберегать ее от толчков проходящих, делая путь ее как можно более удобным… желая на улице закурить папиросу или сигару: во-первых, не просите огня у старших вас, а во-вторых, закуривая, не берите в руки чужую сигару или папиросу, даже вовсе не прикасайтесь к ней. Закурив же, поблагодарите и откланяйтесь…» И все в таком духе. Получилось неплохо. Особенно удачным было сравнение с нашим веком и современными нравами. Катерина смотрелась вполне профессионально. Вела себя непринужденно, очаровывала улыбкой и плавностью речи.

Правда, на взгляд Лизы, сестра была немного манерна. Но, глядя, как сияют родители, как млеет сама героиня дня, решила пока ничего не говорить. Никакой критики на сегодня, как-нибудь в другой раз.

Прозвучало финальное распевное «п-о-к-а», кокетливо взмахнула ручка, и пошли титры.

— Ну как? — Катя поочередно на всех посмотрела. Больше всего ее интересовало и страшило мнение сестры, которое, она знала, будет самым беспристрастным. Но первыми, конечно, откликнулись родители.

— Замечательно, Катенька!

— Какая же ты у нас умница!

— Мы так тобой гордимся!

И все в таком же духе. После подобных похвал даже и мнение Лизы уже не так пугало.

— Ну а тебе как? — осторожно спросила у сестры.

— Неплохо, — веско сказала та. — Даже здорово. Молодчина.

Катя просияла:

— Так чего мы сидим, спрашивается? Пап, наливай!

Посыпались тосты — за Катю, за Лизу, за папу с мамой. Дебютантка рассказывала, как делалась передача, вспоминала студийные хохмы, анекдоты. Много смеялись, и время пролетело незаметно. Спохватились, когда зазвонил телефон. Никита Владимирович снял трубку и после нескольких «да» позвал Катю.

— Твой благоверный, — сообщил, прикрыв мембрану рукой. — Беспокоится.

Катя невольно сморщилась, буркнула под нос: «Как же, беспокоится — проверяет». Подошла к телефону.

— Приветик… Хорошо… Как долетел?.. Скоро поеду… Ладно, позвоню тебе из дома. Диктуй, — записала номер телефона, название гостиницы, в которой остановился муж, и дала отбой.

Некоторое время постояла с задумчивым видом, вертя в руках карандаш.

— Все в порядке? — озабоченно спросил Никита Владимирович.

— Да, — кисло ответила Катя, помолчала и все-таки не удержалась, проворчала: — Про передачу даже не спросил.

Очень хотелось добавить какое-нибудь смачное словцо — например, скотина или сволочь. Или говнюк — тоже неплохо. Но при родителях — Катя для себя это твердо решила — никаких отрицательных эмоций.

— Устал, наверное, с дороги, вот и забыл, — примирительно сказала мама. — Ты не расстраивайся, Катенька. Главное, все у тебя получилось.

Катя улыбнулась, посмотрела на родителей, на Лизу, увидела их глаза, полные сочувствия и понимания. И ощутила, как комок встал в горле. Вот где меня любят по-настоящему, внезапно подумалось, только здесь, только здесь…

— Ехать пора, к сожалению, — тихо сказала она.

— Жаль, конечно, но мы понимаем, — грустно кивнул Никита Владимирович.

— Ты как, Лиз? За мной машина придет, могу тебя прямо к подъезду.

— Идет, — кивнула Лиза.

Стали собираться. Мама отправилась на кухню «собрать девочкам пирожков», папа стал убирать со стола, а сестры на недолгое время оказались одни. Они стояли в коридоре, и невольно взгляд их упал на зеркало, висевшее в прихожей.

— Знаешь, Лиза, — сказала Катя отражению сестры. — Я у себя дома повесила точно такое же зеркало, представляешь? Каждый раз, как куда-нибудь выхожу, вспоминаю нашу квартиру.

— Это ты здорово придумала, — кивнуло отражение. — Надо будет и мне об этом подумать.

Некоторое время молча разглядывали друг друга.

— А ты здорово изменилась, — тихо произнесла Катя. — Стильная такая стала. Я по сравнению с тобой смотрюсь как-то кукольно.

— Ерунда какая, — искренне возразила Лиза. — Тебе только так кажется, потому что ты накрашена сильнее.

— Может, и правда поменьше пользоваться косметикой?

— Ты лучше скажи, что у тебя дома? — Лиза отвернулась от отражения и посмотрела прямо в глаза оригиналу. — Что-то у тебя, по-моему, не то происходит.

Сестра только успела плечами пожать. В коридор одновременно вошли родители. Началась небольшая суматоха: мама совала дочерям пакеты с пирожками, а Лизе еще и баночку с салатом: «Тебе ведь некогда готовить, бери без разговоров», дочь упиралась, мама настаивала, папа настойчиво звал дочерей в субботу на обед; потом долго одевались и прощались. Наконец, входная дверь с жалобным скрипом выпустила девушек, и квартира как-то вмиг опустела.

— Ну вот, — сказал Никита Владимирович.

— В субботу, может, подъедут, — сказала Любовь Константиновна.

Они еще потоптались у двери и пошли домывать посуду. Надо было торопиться: через пятнадцать минут начинался их любимый сериал, пристрастие к которому они скрывали от дочерей, боясь насмешек, и под который так приятно дремалось почти каждый вечер.

2

Катя замерзшими непослушными руками открыла дверь и вошла наконец в квартиру. Погода в последнее время стояла отвратительная: сильный ветер, мороз и колючий, на редкость неприятный снег — в лицо. Первым делом горячий душ. Потом горячий чай с бутербродами и теплая мягкая постель — блаженство! Катя повесила шубу и нагнулась, чтобы расшнуровать высокие ботинки. Она еще некоторое время пребывала в приятном предвкушении благ цивилизации, а потом ясно почувствовала, что на нее кто-то смотрит.

Катя замерла, ей вдруг стало нестерпимо страшно. Моментально всплыли картины убийств, насилия и разбоя, которые не раз рисовало ее воображение в этой роскошной пятикомнатной квартире, забитой антиквариатом и прочими дорогими вещами. Сзади