Она вновь закрыла лицо руками, слегка качнулась назад вместе со стулом, после чего резко вернулась в прежнее положение.

— Да мне плевать на твою жизнь, вот что. Катись ты ко всем чертям. Я не желаю иметь ничего общего с шантажистом и убийцей. Я боюсь за жизнь Анны, я боюсь за свою жизнь, в конце концов. А ты… ты больше для меня не существуешь. Это ты жалок, Эс, ты подставил свою дочь, которую ты не видел последние шесть лет. Это я вырастила наших детей, Эс, а ты не имеешь к ним никакого отношения. Они ничего не значат для тебя, и ты пользуешься тем, что причиняешь мне боль, манипулируя с их помощью. Ты не мог найти более больного места. Но ты знаешь…

Она встала со стула и, кажется, даже не заметила, что он опрокинулся.

— Нет такой лжи, которая со временем не раскроется. Вот и Анна когда-нибудь простит меня, узнав правду. И даже если не узнает, это не важно. Моя совесть будет перед ней чиста.

— Да нет у тебя никакой совести, Эмри. А если она всё же есть, ты поможешь мне, несмотря на всё, что мы друг другу сказали.

Эмри окончательно перестала себя контролировать.

— Ты не смеешь ставить мне условия, — практически закричала она, — и ты не смеешь оскорблять меня! Я готова была на всё, чтобы вытащить тебя отсюда, а тут ты оказался по своей вине. Исключительно по своей. Я бы никогда не согласилась на убийство, ни в каких интересах, ни при каких условиях, слышишь, Эс? А ты согласился. Всё это втайне от меня. И ты ещё смеешь мне что-то говорить? Ты сам изменял мне с девочкой, которая едва ли старше нашей дочери. Чем ты оправдаешь это, Эс, я даже боюсь подумать. Как ты не отвратителен себе, я не могу этого понять. Ты единственный человек, которому я никогда не лгала, и ты обвиняешь меня во лжи? Ты единственный человек, которого я любила, и ты сказал мне такие ужасные слова? Да, Эс, ты всё правильно услышал, всё это в прошлом. Ты больше никто для меня. Я и глазом не моргну, когда тебя расстреляют. Я не буду вспоминать тебя и скучать по тебе. Ты этого не заслужил. Прощай, Эс.

Оказавшись за дверью, она попыталась зарыдать, но слёз не было. Ей казалось, что закрыв эту дверь, она навсегда закрыла что-то такое в себе, что ей сложно было назвать одним словом. Она не предала его, но она чувствовала себя предательницей, она не обманула его, но чувствовала себя обманщицей. Она как будто перестала быть человеком, настолько тяжёлым оказалось для неё это потрясение.

Гений смотрел на неё и не мог понять, что такого могло произойти в той комнате, почему она вернулась оттуда в таком состоянии. Эмри хотелось уйти, спрятаться, сидеть где-нибудь в одиночестве, но она не могла себе этого позволить. «Моя дочь снова в секторе, — думала она, — он ни за что не простит меня, и тогда Анна тоже окажется в опасности. Он просто уничтожит нас. Нас расстреляют вместе с Эс». Она побледнела, и он подхватил её за локоть, опасаясь, что иначе она упадёт. Гений заметно протрезвел с момента их расставания. К её облегчению, он не стал её тут же допрашивать, как будто почувствовав, насколько ей плохо. Эмри не помнила, как они добрались до дома.

Не включая свет, он положил её на кровать в своей комнате и лёг рядом.

— Я хочу, чтоб ты кое-что знала, — сказал он слегка заплетающимся языком. — Я знаю, что ты обманываешь меня. Я давно это понял. И я был неправ, когда заставлял тебя сказать. Ты можешь вообще ничего мне не рассказывать. Пожалуйста, делай всё, что тебе угодно, только не уходи больше, ты понимаешь меня? Пожалуйста, не оставляй меня больше одного.

Эмри закрыла глаза, чувствуя, как медленно к ней возвращается способность ощущать. Она лежала, давясь слезами и задыхаясь, но стараясь делать это как можно тише. Она долго не могла восстановить дыхание.

— Я обещала рассказать, и я расскажу, — она открыла глаза.

Он спал.

Мир за окнами перестал для них существовать. На следующее утро, когда Эс получил свою пулю в лоб, они всё ещё спали. Они не видели ни того, как Джил, хорошо спланировавшая это мрачное предупреждение, собрала в заранее намеченном ею зале весь задержанный персонал технического отдела, ни того, как она встретила и проводила к их местам Роулса и Анну, ни того, как Анна рыдала, ни даже того, как у границ с внешним городом начали гореть дома и кривые, жалкие деревья.

Они безмятежно спали, и Эмри во сне обнимала Гения так, как будто несчастий, войн, смерти и корпораций вовсе не существовало на этом свете. Так, как будто всей их предыдущей печальной жизни тоже никогда не было.

— Именно по той самой причине, что у нас демократия, я и голосую против, — сказала молодая женщина из отдела непрофильных активов. — Это не тот формат, который мы могли бы поощрить. У нас есть вполне конкретные критерии оценки выступлений участников, и было бы нечестным по отношению к другим одобрять подобное отступление от правил.

— Полностью согласен, — вмешался сидящий слева от неё представитель образовательного отдела, — мы, конечно, приветствуем кандидатов с любыми политическими взглядами, но как вы себе представляете эту девушку работающей в нашей компании? Она же считает всех, имеющих хоть какое-то отношение к корпорации, преступниками. Я предлагаю не соблазнять её карьерными перспективами, которые идут вразрез с её представлениями о добре и зле. Что скажете?

— Можно я выскажусь? — робко вклинилась в разговор пожилая женщина, также представляющая образовательный отдел. — Я думаю, что всё, сказанное ею сегодня, нужно поделить на три. Мария очень молода, и думаю, что именно поэтому она ещё не вполне понимает, что и где уместным будет сказать. Но стоит ли её за это наказывать? Просто вспомните: кому из вас в семнадцать лет не хотелось свернуть горы и изменить мир? Кому он казался правильным и справедливым? За свою жизнь я столкнулась с таким количеством блестящих молодых людей, что я смело могу заявить: она — один из них. Решительность и убеждённость в том, что мир возможно и нужно изменить к лучшему, — разве этих качеств не должно быть у молодого специалиста? Так давайте поможем ей убедиться в том, что наша корпорация — вовсе не такое абсолютное зло, каким она себе нас воображает. Мы всеми способами укрепляем сотрудничество с государством, комитетом и другими корпорациями для решения проблем, которые являются для нас общими, — так почему же вы так хотите, чтоб она ещё больше укоренилась в своих убеждениях, что всё, что нас заботит, — жажда наживы? Я голосую за и призываю всех вас последовать моему примеру.

— Следую вашему примеру, — улыбнулась ей темнокожая женщина средних лет из комитета. — Голосую за.

— Но позвольте, — взял слово симпатичный молодой человек из технического отдела, — у меня есть только один вопрос в связи с этим: а что, так можно было? Чтобы попасть в корпорацию, мы ночами не спали, корпели над разработками, которые могут принести MJ реальную пользу, мы старались предложить что-то такое, что могло бы выделить нас среди других кандидатов. А она вышла, сказала «вы все уроды, спасибо за внимание» и ушла. Это, по-моему, просто очень наглый способ привлечь к себе внимание. Что меня удивляет гораздо больше, со всем уважением к более опытным членам комиссии: этот её способ, по всей видимости, действует. Но я голосую против. Меня это не впечатлило.