скелеты дернули за какой-то рычаг, и плита вновь встала на прежнее место. Рокуэлл, стиснув зубы, кинулся в бой, а мальчишка, на мгновение повернувшийся к компаньонам, с ужасом увидел, как рядом с развилкой открылась стена и из неё хлынули очередные скелеты с мечами в руках.

— Господин Эббот! — в отчаянии крикнул оруженосец. — Госпожа Люмора!

Бряцая оружием, полчища нежити, с которых еще даже не успели отвалиться куски воняющего человеческого мяса, устремились в сторону оруженосца и барона. Мальчишка, прикрывая Рокуэлла, немедля рванул навстречу им, а услышавшие крики Ирвин и Люмора бросились на помощь юноше, вынося заклинаниями всех, до кого могли дотянуться. Полоний остался позади всех. Прищурившись, жрец заметил в глубине образовавшегося прохода открывающий механизм и понял, что надо действовать. Молниеносно накрывшись сияющей мантией, а также подхватив с пола металлический посох, он нырнул в тайник, бегло осмотрелся и, не увидев поблизости новых врагов, закрыл за собой стену.

Оруженосец метелил скелетов с отвагой, достойной лучших защитников Эйферии. Он наносил зверские удары мечом, уворачивался от атак противника, собравшись, мигом контратаковал, пока впереди, за толпами скелетов, к нему пытались прорубиться маг и волшебница. Под ногами злобно хрустели кости и черепа, но их хриплые проклятия не могли сбить с толку уже не мальчика, но мужа, позабывшего страх и отчаяние, сомнения и терзания. Сквозь ораву нежити, рассекая доспехи и кости, щиты и шлемы, прокладывал путь настоящий рыцарь, крещенный боем с превосходящими силами противника. Если кто и заслуживал в эти мгновения называться истинным наследником легендарного Костоправа Рокуэлла, ветерана двух войн, потом и кровью защищавшего королевство от орд нежити, то только этот храбрый малый, без устали рубивший бессердечных врагов, чтобы его добрый господин был жив, чтобы Ирвин, Люмора и Полоний смогли найти Сферу Хаоса, чтобы прекрасная Берта, нежно шептавшая ему на сеновале: «Возвращайся скорее, любимый», дождалась его — настоящего воина, раз и навсегда сокрушившего, растоптавшего, уничтожившего хныкающего ребёнка внутри себя.

В подобные мгновения где-то на Фавме неизменно появляется радуга, возвещающая, что на свет появился ещё один бесстрашный герой…

…И, как и многим бесстрашным героям, окруженным ореолом победы, сразу за пылающим рассветом храбрецу суждено увидеть остывающий закат.

Барон Рокуэлл, разваливший Булавой Возмездия последнего сопротивляющегося врага, обернулся и с замиранием сердца увидел, как оглушенный тяжёлым молотом герой падает, задевая мечом какую-то плиту на стене, а в следующий миг каменный пол под ним и скелетами с грохотом возносится ввысь, прямо в потолок, и тот безжалостно ломает кости живой и неживой плоти.

— Хи́рас! — пронёсся красноречивый вопль барона по всем подземельям.

Ноги Рокуэлла подкосились, и он рухнул на колени. Даже свет фиолетового шара дрогнул в это мгновение. По ту сторону прохода продолжалась ожесточенная резня, а обрадовавшаяся Тьма вновь заключила барона в объятия, но ему было все равно. Бледный, изможденный, бессмысленно сжимающий в руках Булаву Возмездия, Ларс Рокуэлл потерянно смотрел на высокую плиту, перекрывшую каменный проход. Из глубин души поднималось старое, почти забытое чувство обречённости, когда на его глазах гибли лучшие друзья, и он ничего не мог с этим сделать.

Что-то щёлкнуло в коридоре. Каменный пол начал медленно опускаться. Ирвин и Люмора сразили последних скелетов, и их взору, как и взору барона, предстала страшная картина: Хирас, залитый кровью, лежал без движения, с неестественно вывернутыми руками и ногами, словно тряпичная кукла.

— С… С-с-сыно… — попытался что-то сказать Рокуэлл и, задыхаясь, закрыл лицо руками.

— Август! — крикнул Ирвин, бросившись назад, но жреца нигде не было. — Где ты? Август! АВГУСТ!

Однако Август вряд ли бы смог чем-то помочь.

Всё было кончено.

Люмора подбежала к протягивающему дрожащие руки барону, обняла его и заплакала вместе с ним. Гвардеец обессилено опустился на пол и схватился за голову.

На несколько минут коридоры, никогда не знавшие печали, наполнили рыдания.

Где-то там, в комнате за стенкой, при красном свете мантии, разгоняющем тьму, жрец Полоний тяжело вздохнул.

Он понимал, что не мог поступить по-другому. Он должен был отделиться от компаньонов.

Именно так гвардеец Эббот не сможет сделать с ним то, что собирается сделать с остальными.

Глава 12. Кровь из Камня

— Ларс…

— Оставь меня!

— Дорогой…

— Отойди!

Фиолетовый шар, застывший над головами компаньонов, выхватывал из мрака массивные своды просторной пещеры. Рокуэлл сидел на камне, невидящим взглядом уставившись в пол. Люмора была рядом и задумчиво гладила его по светлым волосам. Томас снова ушел на разведку, а помрачневший Ирвин, растянувшийся на полу в углу и закрывший глаза, собирался с силами и о чем-то размышлял.

— Ларс, — девушка снова попыталась заговорить с возлюбленным, — если тебя это утешит…

— Замолчи! — стиснул зубы барон. — Я знаю, что ты мне скажешь! Что я бил его, издевался над ним каждый день, а теперь лицемерно причитаю тут, когда он… там… — Рокуэлл в сердцах махнул рукой, и на его глазах выступили слёзы. — Я скотина! Я подлая, самовлюблённая тварь! Это задание для сильных и опытных воинов, а не для юнцов, у которых ещё молоко на губах не обсохло! О чём я думал? Что я хотел ему показать? Что смерть прячется за каждым углом? Что ему нужно все время видеть врагов во всех, и в первую очередь в своём господине? Я должен был не забивать ему голову разной чушью, а заниматься с ним фехтованием каждый день! Я обязан был сделать из него великого воина! И тогда бы он сейчас не лежал в тех коридорах! Он крошил этих тварей так отчаянно не благодаря мне, а вопреки! Вопреки моей заносчивости и высокомерности!

Барон закрыл лицо руками и, горько застонав, уткнулся в колени. Люмора наклонилась к нему и прошептала:

— Ларс, если тебе хочется плакать, не держи слёзы в себе. Ты должен прожить эту боль. Только так ты сможешь справиться с ней. Если ты попросишь меня облегчить страдания, я смогу сделать это, но рано или поздно тебя вновь захлестнут эмоции. Это словно испуганная птица, бьющаяся изнутри об окно. Пока не выпустишь её из дома, не ощутишь душевного спокойствия.

Рокуэлл плакал, размазывая слёзы по раскрасневшемуся лицу. Девушка успокаивающе гладила его и продолжала:

— Он был храбрым парнем. Очень добрым и смелым. Когда я смотрела на него, мне казалось, что я снова вижу Фернандо. Такой же юный, такой же кипящий сильными чувствами, в которых он и сам себе боялся признаться, как и любой мальчишка.

Девушка на мгновение улыбнулась. Затем тяжело вздохнула:

— Да упокоит Фер его светлую душу.

Барон обнял Люмору и прижал к себе. Несколько минут