между двумя ее огромными "подушками". — Я тут это… отдохнуть прилег. Чейта устал малёха.

— Слава богу! Держись, Саныч Я сейчас! Оксана, мочи козлов! — истерически вопит Зина, хватает огнетушитель, встаёт, широко расставив ноги, обутые в черные туфли на "шпильках", тяжело качает широким тазом, затянутым в черную форменную юбку, и начинает поливать мощной струей пены всех вооружённых мужиков.

Оксана, стоя плечом к плечу рядом с ней, грозно щурится, окатывает всех подряд пеной и орет:

— А ну разойдыся, падшая сволота!

— Харе, дура! Весь ствол залила! — один из охранников олигарха бросается к ней.

— Ах ты ж подлюка! — не сдается Оксана. — Та поцелуй меня хде шипит, хде рычит, хде кожа не сходится! Вот тут! — она поворачивается, показывая мордовороту большую, хорошо откормленную украинскую попу.

— Дай сюда! — разъяренный мордоворот пытается вырвать из ее рук огнетушитель.

— Ах ты ж гнида! — Оксана давит на клапан, но огнетушитель выплевывает последнюю каплю пены.

Тогда Оксана размахивается и со всего размаха бьет мордоворота огнетушителем по будкообразному лицу. Он, коротко всхрапнув, падает без сознания. Сан Саныч, придя в себя, вскакивает на ноги, бросается к нему и выхватывает у него мокрый пистолет, из ствола которого течет пена. Один из охранников олигарха тихо подкрадывается сзади к Сан Санычу и замахивается для удара, но Зина наготове.

— А по кумполу тебе, сволочь? — орет она и обрушивает огнетушитель на голову мужика.

Тот тяжелым кулем валится ей под ноги. Император тайги, оставшись один за бронированным щитом, отбрасывает его в сторону и кричит:

— Стопэ! Всё! Хорошо махаться! Перетереть нужно!

Но Зину уже не остановить. Войдя в раж, она подскакивает к императору тайги, злорадно вопит:

— Ща перетрем! — и с размаху бьет его огнетушителем по физиономии.

Коротко всхлипнув, олигарх отключается, скорчившись у ног Сан Саныча.

Шеф, нервно оттянув воротник рубахи, осторожно берет из рук Зины огнетушитель и шепчет:

— Дай-ка мне орудие пролетариата. Ах ты ж моя… как подписалась за меня… чисто конкретно… по-пацански прям! — он вдруг обхватывает Зину, прижимая к себе, и в его глазах блестят слезы.

— Ой, я так за тебя испугалась, Саныч! — шепчет она, гладя его по лицу. — Думала: один мужик нормальный остался, так и того сейчас ненароком уконтрапупят.

— Да чё там испугалась? Я ж не девочка, — Сан Саныч хватает ее за попу. — Меня так просто не завалишь. А ты такая чёткая у меня! Как салат "Мимоза"!

— А если вдруг случайно завалят? — Зина прижимает руки к огромной груди и вдруг заливается слезами. — Где я найду такого второго, как ты? Такого… невоспитанного, не умеющего разговаривать с женщинами, грубого, невыносимого и ужасного… Кинг Конга?

Шеф смотрит на нее долгим взглядом, словно раздумывая, и… целует в губы. Зина вся обмякает в его крепких руках.

— Видишь? Люди делом заняты! — шепчет Марк. — А ты глупостями, — он отводит упавшую мне на глаза прядь.

— Ненавижу, когда прикасаются к лицу, — дергаю головой я.

— Хорошо, что предупредила, — он гладит меня по щеке. — Что еще ты не любишь?

— Когда меня хватают. Вот так, как ты это все время делаешь.

— Вот так? — он крепко сжимает меня в объятиях, вдавливая в асфальт. — Точно? Или по-другому?

— Да, — пытаюсь вырваться, но тело не слушается.

На этот раз оно предает меня молча. Не споря с мозгом. Оно просто не двигается. И я медленно таю в сильных руках Марка. Невозможного, вредного, колючего, но такого красивого! Я словно муха в паутине. Его запах, его руки, его губы — все это обволакивает меня туманом. Забываю, что лежу под машиной. Что вокруг люди. Помню только одно: никто никогда не целовал меня так страстно и сладко!

Но в этот момент где-то наверху решают, что на сегодня хватит сладостей, и прямо над моим ухом раздается пронзительный вопль:

— Какой же ты мерзавец, Марк!

Мы с Марком отрываемся друг от друга и одновременно поворачиваем головы. В просвет между машиной и асфальтом просовывается овечья мордаха Кристины.

— Это тоже нужно для бизнеса, да? — шипит Кристина. — Тискать под машиной эту … эту… этот коврик для суши?

— Да сама ты су… шефиня, — немедленно даю ей сдачи.

— Я всё объясню, — решительно произносит Марк с таким деловым видом, как будто излагает бизнес-план.

— Нечего объяснять! Я и слушать не стану! Между нами всё кончено! Вот тебе! — она срывает с руки кольцо и швыряет в лицо Марку.

Беда только в том, что его лицо как раз рядом с моим. Поэтому остро ограненный бриллиант едва не вонзается мне в глаз. Это еще счастье, что я успеваю чисто машинально закрыть оба глаза. Но кожу на веке эта цацка мне все-же оцарапывает.

— Ай! — громко воплю я. — Да что же ты творишь, овца французская? Да чтоб у тебя пармезан скис!

— Пусть осколки моего счастья принесут тебе боль, гадкая разлучница! — навзрыд произносит Кристина, театрально прижав руку к лицу.

Заливаясь слезами, она бросается прочь, дробно стуча каблучками туфель по асфальту и на ходу размазывая по щекам слезы напополам с потёками туши.

Марк выскакивает из-под машины и бросается за Кристиной. Но она уже рыдает в объятиях Гаспара.

— О, мон шери! Не нужно! Не трать свои драгоценные слезы, эти бриллианты чистый и возвышенный душа, на примитивных варваров! — Гаспар смахивает слезинку с глаз Кристины и прилепляет к своей щеке. — Видишь? Я забираю твои слезы, мон шери!

— О, только ты меня понимаешь! — она утыкается в грудь Гаспара, продолжая безутешно рыдать.

— Понимаешь, ага. Когда вынимаешь… пармезан из коробки, — злобно шепчу я, потирая глаз и выползая из-под машины.

— Молчи, охотница за чужим счастьем! — Кристина извлекает из кармана брюк кружевной платочек и прижимает к глазам.

С ума сойти! Кто в наше время пользуется тканевыми кружевными платками?

— Пойдем, мон амур, я приготовлю тебе какао с маленькими нежными зефиринками! Сладкое, как моя любовь к тебе! — Гаспар целует пальцы Кристины, сжимающие белое кружево платочка.

— Кристина, послушай меня. Нам нужно поговорить! Пока ты не пошла есть зефиринки, — Марк, хмурясь, делает шаг к ней и берет за руку, при этом отнимаяя лапку бывшей невесты у шеф-повара.

Гаспар бросает недоуменный взгляд на свои пустые ладони, в которых только что лежало копытце французской овечки. Его глаза темнеют от гнева. Он вдруг решительно втискивается между Марком и Кристиной, закрывая ее широкими плечами, и с ненавистью выплевывает в лицо Марка:

— Ты не есть быть достоин такая женщина! Отвали!

— Тебя мы еще не слышали, ага, — Марк спокойно отодвигает его в сторону.

— Так услышать! — злорадно выкрикивает Гаспар и со всего размаха отвешивает Марку звонкую пощечину.

— Озверел? — качнувшись