и волшебной нити, окропленной королевской кровью и соленой водой… и облепленной ядовитыми полипами. Они недаром дожидались своего часа в садке на мелководье — я оставила им сеть, чтобы обжились как следует!

От страшного крика феи птицы снялись со скал и заполошно заметались в небе, а я проволокла добычу по песку, бросила на дно лодки, запрыгнула следом и схватилась за весла.

Нужно было избавиться от этой мерзости, что корчилась у меня под ногами, исходя визгом, истекая черной ядовитой кровью, но не умирая… Оставить бы ее так на веки вечные, но вдруг рано или поздно сеть изотрется, а какой-нибудь любопытный выдернет кинжал из груды костей? Что-то подсказывало мне: она сумеет возродиться и станет только злее прежнего! И утопить ее не выйдет — этак она отравит половину океана!

Вот и дальний мыс, последние рифы, те самые, где Берта когда-то повстречала ведьму.

Я выгребла на открытую воду и снова встала в лодке во весь рост, глядя на кровавый закат. Оборачиваться я не хотела. Если у меня выйдет задуманное, то братья будут жить. Эрвин по-прежнему станет мерить шагами свой кабинет, замирать на ходу, задумавшись, смотреть на небо — когда оно отражается в его глазах, они кажутся то синими, то голубыми, то зелеными, если над ним смыкают листву деревья, а то превращаются в звездную полночь, и крохотная луна дрожит у самого зрачка… Пускай без меня, но он будет жить. Может быть, когда он придет на берег и опустит руку в волны, я морской пеной коснусь его пальцев, таких теплых и чутких…

Я уже распевалась сегодня, но нужно было сделать это снова. Негоже приветствовать Хозяина Глубин чужой песней. Даже если он и не откликнется, все равно может осерчать!

Волны по моей воле несли лодку все дальше и дальше в открытое море, а я пела, все громче и громче, так, что фея на дне лодки изошла на визг, не будучи в силах хотя бы зажать уши. Это бы ее не спасло — только от простеньких любовных песенок моряки могут избавиться, заткнув уши воском, но когда звучит настоящий голос русалки, не детское мурлыканье, он проникнет даже сквозь стальные заслоны, сквозь толщу скал, в самые морские глубины…

Такой молодой русалке, как я, не под силу призвать Морского Хозяина, и я знала об этом, но не могла не попытаться. И даже не удивилась, когда мой голос подхватили, вплетая в него свою мелодию, сестры и братья. А за ними — другие русалки, еще и еще… Казалось, все кругом поет, и даже воздух вибрирует от этого небывалого призыва…

Что там! Я узнала голоса отца и даже бабушки — не ожидала, что и она решится подняться из глубин и спеть с непутевой внучкой!

Взбурлила вода, и глубокая, мощная нота зазвучала над морем — это сама ведьма, давным-давно не выбиравшаяся на поверхность, присоединилась к неслыханному хору.

…Далеко-далеко за горизонтом, куда падало и никак не могло упасть кроваво-красное солнце, вдруг поднялась гигантская волна.

Должно быть, таких не видали здесь с тех самых пор, как взорвалась огненная гора, и страшные шторма погребли старую столицу на дне морском.

Она шла совершенно бесшумно, без рокота и грохота, и даже ветер унялся, даже птицы перестали кричать.

Мир словно застыл, застыла и я, видя, как поднимается надо мной сверкающая громадина. На гребне ее, должно быть, можно было выстроить целый город, и я подумала, что если волна обрушится на берег, то сметет не только рыбацкие деревни, но и усадьбу… И никто не выплывет!

Ушли на глубину мои родные, даже ведьма исчезла. Я осталась один на один с гигантской волной.

В пене, скатывающейся с ее гребня, в переливах воды мне почудилось суровое лицо, седая борода и пронзительно-синие глаза, и я протянула руки к Хозяину Глубин.

— Великий седой океан, — беззвучно прошептала я. — Помоги… Вот этому, — тут я вздернула фею, нанизанную на мой гарпун, — нет места на земле. Не знаю, примешь ли ты такую жертву, но если скажешь, что нужно сбросить ее в жерло огненной горы, я найду такую гору!

Фея корчилась так, что едва не сорвалась с гарпуна. Я видела ее искаженное ужасом лицо, но не испытывала даже тени жалости. Даже пронзенную гарпуном акулу можно пожалеть: ведь она просто охотится ради пропитания, и ей нет дела, сильно ли страдает жертва перед смертью, было бы брюхо набито! Кого угодно я могла пожалеть, но только не это существо, наслаждавшееся чужими страданиями!

Миг — и ее не стало. Прозрачная волна слизнула ее, а меня подняла, отбросив пустую лодку, как скорлупку, и понесла куда-то вверх, вверх… Наверно, так чувствует себя крохотная букашка, когда человек берет ее на ладонь и поднимает, чтобы рассмотреть поближе.

Мне не было страшно. Наоборот, такого спокойствия я не испытывала уже давно, и если бы все закончилось теперь, я не стала бы роптать. Вот только… как же Эрвин?

— Знатная добыча для юной русалки… — пророкотала волна, и мне показалось, будто клочья пены обрисовали улыбку в густой седой бороде. — Я возьму ее. Чего ты хочешь взамен?

— Оставь мне жизнь, — прошептала я.

— Ты и так жива, — был ответ. — А я не пожираю своих детей… без большой на то нужды. Ну же, проси, чего хочешь!

Я вдохнула — кажется, воду, но разницы не заметила — и попыталась собраться с мыслями. Чего я хочу? Братья живы, а теперь, когда феи нет, должны прийти в себя… С прочим они разберутся сами, меня не интересует престол и прочая мишура! Мне нужен только…

— Я хочу… — начала было я, но осеклась. Потом подумала, кивнула собственным мыслям и продолжила уверенно: — Я хочу, чтобы Эрвин всегда был со мной. Всегда, навечно… Так, чтобы даже смерть не разлучила нас. Ничья, ни моя, ни его!

— Охо-хо… — пророкотал Хозяин Морей. — Ты хотя бы понимаешь, о чем просишь, капелька? Ты представляешь себе, что такое вечность?

— Конечно, — ответила я, глядя в сине-зеленую глубину. — Вечность — это ничтожно мало.

— Ну что же… — прогудела волна. — Всей вечности обещать не могу, но то, что в моих силах, ты получишь, капелька… Отправляйся назад, да смотри, не возвращайся раньше срока!

— Что? — опешила я.

— Тут за тебя просят, — гулко усмехнулся Хозяин Глубин, и по его седой бороде вдруг скользнула ко мне незнакомая русалка, сотканная из пены морской.

Незнакомая?!

— Мама?.. — едва сумела выговорить я, когда невесомые руки погладили меня по лицу, попыталась удержать ее, но куда там! — Мама…