поступках, наклонностях и привычках и так оригинальным и своеобычным, что сначала всё это казалось странным, ненатуральным и загадочным, что возбуждало любопытство и недоумение, но потом, когда это никому не вредило, то начальство и товарищи перестали обращать внимание на эти странности. Фёдор Михайлович вёл себя скромно, строевые обязанности и учебные занятия исполнял безукоризненно, но был очень религиозен, исполняя усердно обязанности православного христианина. У него можно было видеть и Евангелие, и “Die Stunden der Andacht” [“Часы молитвы”] Цшокке, и др. После лекций из закона Божия о. Полуэктова Фёдор Михайлович ещё долго беседовал со своим законоучителем. Всё это настолько бросалось в глаза товарищам, что они его прозвали монахом Фотием. Невозмутимый и спокойный по природе, Фёдор Михайлович казался равнодушным к удовольствиям и развлечениям его товарищей; его нельзя было видеть ни в танцах, которые бывали в училище каждую неделю, ни в играх в “загонки, бары, городки”, ни в хоре певчих. Впрочем, он принимал живое участие во многом, что интересовало остальных кондукторов, его товарищей. Его скоро полюбили и часто следовали его совету или мнению…» [Д. в восп., т. 1, с. 163–164]

Помимо подобных психологических штрихов к портрету юного Достоевского, Савельев в своих мемуарах сообщил немало ценных сведений-подробностей о дружбе будущего писателя с товарищами по училищу (И. И. Бережецким, Д. В. Григоровичем), круге его чтения и т. п.

Достоевский поддерживал с Савельевым отношения до конца жизни, они встречались (например, на обеде в честь Ф. Ф. Радецкого 19 октября 1878 г.), писатель бывал у бывшего своего воспитателя дома. Сохранилось 2 письма Достоевского к Савельеву (1878, 1880) и 2 письма Савельева к писателю (1880).

Савина Мария Гавриловна

(урожд. Подраменцова, 1854–1915)

Актриса (с 1874 г.) Петербургского Александринского театра, прославилась исполнением ролей в пьесах Н. В. Гоголя, А. Н. Островского, И. С. Тургенева. Достоевскому очень нравился талант Савиной, которую он в видел не только на сцене, но и с которой вместе участвовал в литературно-музыкальных вечерах в конце 1870-х гг. А. Ф. Кони свидетельствовал: «Никогда не забуду, как Достоевский бросился в восторге целовать руки артистке [Савиной] после того, как она однажды на концерте прочла одну сцену из “Обрыва”. “Как она читает, как читает! — Как она читает, — повторял он. — Какой язык, произношение!..» Савина, в свою очередь, отзывалась с не меньшим пиететом о Достоевском-чтеце: «Удивительно он читал. И откуда в этой хрупкой, тщедушной фигуре была такая мощь и сила звука? — “Глаголом жги сердца людей!” Как сейчас слышу…» Савина же, которая была близка с Тургеневым, сохранила для истории любопытный факт: 16 марта 1879 г. на вечере в пользу Литературного фонда, где она выступала вместе с Тургеневым в сцене из его пьесы «Провинциалка», Достоевский затем в артистической комнате наедине ей с сарказмом сказал: «— У вас каждое слово отточено, как из слоновой кости, а старичок-то пришёптывает…» [Белов, т. 2, с. 177]

На похоронах Достоевского Савина вместе с актёром Н. Ф. Сазоновым несла венок от русской драматической труппы.

Садовников Дмитрий Николаевич

(1847–1883)

Поэт, этнограф, автор песен, ставших народными «Из-за острова на стрежень» и «По саду городскому», составитель сборников «Загадки русского народа», «Языческие сны русского народа» и др., близкий знакомый и поклонник И. С. Тургенева. Сохранились его воспоминания о встречах с Достоевским в конце его жизни на «пятницах» у Я. П. Полонского и литературных благотворительных вечерах. Причём тон этих воспоминаний не всегда доброжелателен. Тем ценнее свидетельства Садовникова о даре Достоевского-чтеца, Достоевского-психолога, Достоевского-художника (речь идёт о вечере в зале Благородного собрания 9 марта 1879 г.): «После небольшого антракта вышел маленький Достоевский и начал читать одну из глав “Братьев Карамазовых”. Начал он вяло и скучно: речь шла о такой чертовщине в полном смысле слова, что я невольно подумал: “вот человек, точно лорд Редсток какой-то апокалипсис объясняет”. Но когда дело дошло до признания Дмитрия Карамазова, всё разом переменилось. Публика замерла. Болезненная глубина чувства этого сладострастника была так художественно-правдива передана автором, что я ничего подобного не слыхивал. Манера читать прозу, стихи, делать вставочные обращения к брату, трепет голосового органа, где это требуется, ускоренный темп в сцене самоубийства, какая-то характерная торопливость на самом драматическом месте — неподражаемы. Его вызвали, если не ошибаюсь, пять раз…» [Белов, т. 2, с. 180]

В воспоминаниях же Садовникова сохранилась история, как Достоевский обиделся на Полонского, заподозрив, что тот весной 1879 г. охладел к нему из-за Тургенева.

Сазонова Софья Ивановна

(урожд. Смирнова, 1852–1921)

Писательница, автор романов, публиковавшихся в ОЗ в 1870-е гг., «Огонёк», «Соль земли», «Попечитель учебного округа», «Сила характера», «У пристани». Достоевский был с Сазоновой знаком, читал её романы в и они ему нравились. В «Воспоминаниях» А. Г. Достоевской приводит трагикомический эпизод, связанный с этим: «18-го мая 1876 года произошел случай, о котором я вспоминаю почти с ужасом. Вот как было дело: в “Отечественных записках” того года печатался новый роман С. Смирновой под названием “Сила характера”. Фёдор Михайлович был дружен с Софьей Ивановной Смирновой и очень ценил её литературный талант. Заинтересовался он и последним её произведением и просил меня доставлять ему книжки журнала по мере выхода их в свет. <…> То же случилось и с апрельской книжкой. Фёдор Михайлович прочёл роман и говорил мне, как удался нашей милой Софии Ивановне (которую я тоже очень ценила) один из мужских типов этого романа. В тот же вечер муж уехал на какое-то собрание, а я, уложив детей, принялась за чтение “Силы характера”. В романе, между прочим, было помещено анонимное письмо, посланное каким-то негодяем герою романа…» И далее Анне Григорьевне пришло в голову пошутить над своим чрезмерно ревнивым мужем: она переписала слово в слово грязное анонимное письмо из романа Смирновой и отправила его почтой на имя Фёдора Михайловича. Шутка чуть не кончилась трагически: узнав из анонимного послания, что-де «близкая ему особа так недостойно его обманывает» и что ему стоит посмотреть-узнать, чей это портрет она «на сердце носит», — Достоевский устроил жуткую сцену, сорвал с шеи жены цепочку с медальоном (поранив до крови) и увидел в медальоне «с одной стороны — портрет нашей Любочки, с другой — свой собственный». А затем признался: «—Ведь я в гневе мог задушить тебя! Вот уж именно можно сказать: Бог спас, пожалел наших деток! И подумай, хоть бы я и не нашёл портрета, но во мне всегда оставалась бы капля сомнения в твоей верности, и я бы всю жизнь этим мучился. Умоляю тебя, не шути такими вещами, в ярости я за себя не отвечаю!..» [Достоевская, с. 316]

В 1876 г. Достоевский подарил Сазоновой свою фотографию работы Н. Досса. В личном дневнике писательницы немало записей