Посреди зала стоял огромный, во всю длину стол, покрытый зеленой материей. На нем графин с водой и листки бумаги. С обеих сторон стояли три ряда скамеек. Не сговариваясь, по одну сторону уселись подписавшие письма961, Тендряков, Булат; по другую, во втором ряду – члены секретариата и приглашенные ими: Сахнин, Чепурин, Корольков, Карелин. Впритык к столу: Тельпугов, Книпович, чуть подальше Наровчатов, Миша Львов, Кассиль, Алигер, Феликс Кузнецов. В торце, во главе стола – Ильин. И судья Миронов.

17 лет он работает судьей и не видит в прошедшем процессе ничего особенного и необычного. Он даже озадачен, что вокруг заурядного дела такой ажиотаж.

За что судили четверку? За преступную связь с НТС.

Все они, говорил Миронов, не имеют никакого отношения к литературе. Не имеют способностей. Все они лоботрясы, спекулирующие на том, что в нашей стране якобы нет свободы.

Меня нисколько не гложет совесть за этот приговор.

Все присутствовавшие – и подписавшие письмо, и те, кто не имели к этому никакого отношения – были разочарованы до крайности. Доказательств вины подсудимых, ясных, точных, весомых, никто не получил. По мере того как судья талдычил одно и то же, по мере того как все яснее становилось, что ничего существенного сказано не будет, атмосфера накалялась. Булат крикнул, что мы не дети и нечего обращаться с нами, как с детьми. И правда ведь. Нельзя же взрослых людей, кое-что повидавших на белом свете, кормить такой манной кашкой вранья. Если вы без вранья не можете обойтись, то врите хоть умело (Л. Левицкий. С. 131–134).

Проводимые в последние годы политические процессы становятся формой подавления инакомыслящих, формой подавления гражданской активности и социальной критики, совершенно необходимой для здоровья всякого общества. Они свидетельствуют об усилившейся реставрации сталинизма, от которой столь энергично и мужественно предостерегают И. Габай, Ю. Ким и П. Якир в своем обращении к деятелям науки, культуры и искусства в СССР. На Украине, где нарушения демократии дополняются и обостряются извращениями в национальном вопросе, симптомы сталинизма проявляются еще более явно и грубо.

Мы считаем своим долгом выразить глубокую тревогу по поводу происходящего. Мы призываем Вас использовать свой авторитет и свои полномочия в том направлении, чтобы органы суда и прокуратуры строго соблюдали советские законы и чтобы возникающие в нашей общественно-политической жизни трудности и разногласия разрешались в идейной сфере, а не отдавались компетенции органов прокуратуры и госбезопасности.

Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия. Это равносильно параличу для творческого гения народа.

Рано или поздно смертельно столкнутся между собой эти две непримиримые силы – нравственная самобытность и американизм духа.

В «Лит газете» ругают Аксенова, но не слишком резко. Резко бранить сейчас нельзя: сразу же начнут переводить на все языки (А. Гладков // Звезда. 2015. № 1. С. 171).

Утвердились негативные явления, необходимо обострить наше отношение к ним. Денисов, Волконский, Сильверстов – эта авангардная группа композиторов не звучит в Москве, а в Ленинграде они постоянные гости. «Плачи» Денисова – я позвонил в Ленинград первому секретарю Попову, и он обещал, что этот концерт не состоится. (Реплика Фурцевой: «Надо пригласить на коллегию директора филармонии и снять с работы решением коллегии».) (Голоса: «Правильно». Аплодисменты.)

Заходит на собрании речь и о тревожном положении в Институте истории искусств. «Райком партии исключил Шрагина, Пажитнова, Белову за клеветнические измышления963, – бьет тревогу Кухарский. – Райком ставит вопрос о роспуске партбюро, там оказался исключенный Шрагин». Требуется, по словам Кухарского, и «роспуск ученого совета Института истории искусств, с этим советом нужного конкурса не проведешь, до 11 мая представим Министру свои предложения. Предстоит провести подготовку к 100-летию Ленина» (Л. Зотова, http://prozhito.org/notes?date=%221968–01–01%22&diaries=%5B564%5D).

Юра рассказал, что всех писателей, подписавших письма, вызывают и беседуют, увещевают не подписывать впредь. Ахмадулина и Аксенов согласились и пообещали. Балтер вел себя очень прилично, ни с чем не согласился. Теперь очередь подходит к букве «Л», то есть скоро позовут Юру, так как они вызывают в алфавитном порядке. Юра весь в сомнениях, хотя и говорит, что не собирается ни с чем соглашаться.