Я бросила ковш в ведро и зашарила по углам в поисках сумки. Волхва ждать долго — временами он уходит в лес на несколько дней, а то и на седмицу. Травы собирает, обряды проводит. Он сам себе хозяин. Поэтому пойду за болотником сама. Он нужен матушке, чтобы облегчить кашель и боль уменьшить. Рябина показывал, как он выглядит.

Говорил ещё, что растет он только в Чернолесе.

_________

(1) — Рубе́ль — деревянная доска с вырубленными поперечными желобками для катания белья. Отжатое вручную бельё наматывали на валик или скалку и раскатывали рубелем.

(2) — Запо́на — женская одежда, представляющая собой прямоугольный кусок ткани, сложенный пополам, с отверстием для головы, короче рубахи. Всегда подпоясывалась.

Глава 2. Обиталище нечисти

Я застыла у края леса и никак не решалась сделать шаг. На плече у меня висела холщовая сумка на длинной лямке, за поясом отцовский топор.

Все знают: Чернолес — обиталище нечисти. Он самый древний из окрестных лесов и самый мрачный. Только волхв мог зайти сюда без опаски. Умел договориться с навьими духами, знал слова, которыми тех прогнать можно. Я знала не так много, но кое-что: навий можно задобрить. К каждому особый подход. Для лешего припасла в сумке ломоть хлеба с солью, для русалки — гребень, для игоши — старую детскую рубаху. А топор я взяла так, для своего спокойствия.

Сердце замерло в груди от волнения и страха, когда я вступила в Чернолес. Стоило сделать лишь несколько шагов — деревья сомкнулись вокруг сплошной непроглядной стеной. Повеяло холодом из чащи, сыростью и гнилью. Вокруг — темные бугристые стволы вековых деревьев. Перекрученные узлами ветви нависли куполом листьев и иголок, таким плотным, что свет через них пробиться не мог. А внизу змеистые корни, толстый слой мха, бурой хвои и прошлогодней листвы. Темно как ночью. И ни дорожки, ни тропинки. Не заблудиться бы. А то если заблудишься — искать не пойдут.

Опавшие ветки и шишки больно впивались в ноги, хоть я и обмотала ступни кусками плотной ткани. Колючие кусты цеплялись за рукава, словно хотели удержать, не дать зайти в чащу. А ещё этот шепот. Он слышался будто бы отовсюду: в шелесте листвы, в скрипах и стонах деревьев, в далёких криках птиц. Лес шептал, и голос его был зловещим, предостерегающим.

Чем глубже я продвигалась, тем явственнее становился шепот. Теперь его уже не спутать с запутавшимся в пышных кронах ветром. Вместе с тем ощущалось чье-то незримое присутствие. Взгляд в спину. Я беспокойно заозиралась, прислушалась. Рука сама собой потянулась к топору. Но за деревьями никто не скрывался, ветки не трещали под чужими ногами. Я была здесь одна. И от этого стало ещё страшнее.

Я прибавила шагу. Рассудила: чем быстрее найду болотник, тем скорее покину лес. И тем меньше шансов повстречать нечисть. Но шепот не оставлял. Теперь к нему прибавился и тихий, далёкий смех. Он словно доносился из самой Нави. Разноголосый и злой. Так дети смеются, окружив безногого лягушонка и тыча в него палками, просто чтобы посмотреть, как тот барахтается в пыли, но убежать не может. Я чувствовала, что и меня окружают. Невидимые духи подбирались все ближе, наблюдали. От их невнятного шёпота бежали по спине мурашки, сердце пустилось вскачь, наполненное первобытным ужасом.

Скоро я уже бежала, не разбирая дороги. Страх заставил позабыть обо всем остальном, а когда я опомнилась и остановилась, было уже поздно. Поглядела вокруг и не смогла понять, откуда пришла. Следы затерялись полутьме и мягких гниющих листьях. Ветви сцепились над головой, словно костлявые пальцы, не оставляя возможности даже определить, в какой стороне солнце. Неужели, заблудилась? Это казалось таким глупым, что даже не сразу поверила. Как можно прожить жизнь в окружении лесов и не найти обратную дорогу? Потом поняла: это шутят навьи духи.

Не зря селяне обходят Чернолес стороной. А я, наивная, решила, что справлюсь со злобными духами при помощи топора и кусочка хлеба.

Вдруг что-то легонько коснулось плеча. Я вздрогнула и обернулась. Никого. Только смех и голоса вокруг, все ближе и ближе. Шорох в траве. Теперь что-то коснулось ноги, заставив меня отскочить. Что-то холодное и бесплотное, как ветер. Я перехватила топор поудобнее и выставила перед собой. Закружилась на месте в надежде хоть мельком увидеть того, с кем имею дело. Сердце трепыхалось, точно у загнанного в западню зайца. От страха не хватало воздуха, и из глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы.

Навьи духи окружили плотным кольцом, я ощущала их кожей. Чувствовала могильный холод и запах сырой земли. Далёкий, словно из других времён, сладковатый дух гниения.

Что-то вцепилось в руку и сжало. Я попыталась сбросить, замахнулась топором по пустоте. Дух отпустил со смехом, но тут же невидимые острые когти впились в другую руку, навалились на ноги, приковывая к месту. Скоро я уже не могла поднять топор — тело сковало холодом, оно так и гнулось к земле под незримой тяжестью.

В отчаянии я зажмурилась. Подумала: скоро сама стану одной из них. Как вдруг из чащи донесся голос, не громкий, но властный, с сокрытой внутри силой:

— Прочь!

Навьи духи разом отпрянули. Смех затих, только шорохи в траве и листьях напоминали, что они ещё здесь. Спрятались, затаились.

Я поискала взглядом того, кто спугнул их. Темная фигура неподвижно стояла между деревьями. Я сделала робкий шаг навстречу. Хотелось узнать, кто это. Наверно, волхв пришел на помощь, но голос казался слишком молодым для Рябины.

— Ты не волхв, — медленно произнес незнакомец.

— Нет, — ответила я и сделала ещё шаг. — А кто ты?

— Нечасто люди заходят сюда. Лучше уходи, пока худого не случилось.

В голосе не чувствовалось угрозы, была лишь настороженность.

В тон ему я ответила:

— Не уйду без болотника. Знаешь, где он растет?

Незнакомец помедлил немного и будто нехотя ответил:

— Знаю.

Любопытство во мне пересилило страх, и я приблизилась ещё немного. Передо мной стоял человек. Плечи его укрывала мантия из мха и листьев. В полумраке можно было разглядеть длинные седые волосы, спадающие на мертвенно-серое лицо. Один глаз закрывала пепельная прядь, а другой сверкал жёлтым, точно болотный огонь.

Я застыла как вкопанная, а по спине пробежал холодок. Вымолвила севшим голосом:

— Лихо…

Услышав это, он отступил на шаг и тихо сказал:

— Уходи пока можешь.

И снова не было в его голосе угрозы. Послышалась печаль, такая большая, неподъемная.

Я не понимала ничего, но страх потихоньку стал отступать. Собрала волю