Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во мне рождалось неприятное, отвратительное до тошноты предчувствие. Я опять уставилась на затылок парня впереди меня. Вот он снова заерзал, нервными движениями поправляя воротник за острые уголки.
«Не шевелись, — хотелось шепнуть однокласснику. — Она ищет новую жертву!»
Не переживай я так за отца, давно бы щелкнула соседа по макушке, чтобы избавить от нависшей угрозы быть заживо съеденным Бешеной Собакой. И плевать, что меня отправят к директору, оставят после уроков или придумают другое наказание…
Как и следовало ожидать, топор судьбы обрушился на невинную жертву!
— Мистер Грейвс.
Глаза Блетч засветились от предвкушения последующей экзекуции.
Паренек-гот застыл на месте, а его плечи напряглись в ожидании неминуемой казни.
Чуете кровь в воде? Акула уже оскалила хищные зубы! Как теперь избавиться от чувства вины перед соседом, что не предупредила вовремя, не спасла?!
— Я надеюсь, вы ведете конспекты? И раз уж мисс Андерсон ответила на вопрос о начале Гражданской войны, то, может быть, вы поведаете нам о причинах ее возникновения?
Блетчли торжествующе подняла брови, а плотоядный блеск в ее глазах напомнил о гремучих змеях, посаженных в стеклянные банки. Немигающий взгляд гипнотизирует жертву, шелест трещотки на кончике хвоста царапает слух, стремительный рывок вперед — и змея с глухим стуком натыкается на препятствие из стекла…
В моей памяти эта картина всегда сопровождается запахами риса с красной фасолью, немытого тела и приторно-сладких благовоний. В тот раз мы заехали далеко от Флориды. Хозяйка небольшой оккультной лавки вызывала у меня неподдельный ужас. Ее мутные глаза напоминали жуткий бездонный омут, а за спиной стелился черный туман. Как я поняла, это облако возмущений пространственных сфер, недоступное для зрения обычных людей и принимаемое ими за прохладное дуновение ветерка. Хозяйка лавки окинула меня долгим оценивающим взглядом, но тут вмешался отец. Он щелкнул пальцами перед ее носом и сообщил, что она будет иметь дело только с ним, и спасибо вам, мадам, за понимание!
Зря я не рассказала отцу о сове!
Предположения о грядущем несчастье в одночасье переросли в уверенность. Меня всю передернуло, а пальцы рук будто онемели.
— Гм, причины Гражданской войны… ну, они… — мямлил тем временем паренек.
Что ж, Блетч нашла подходящую жертву. Остаток урока она провела, с упоением забрасывая его вопросами и придираясь к ответам, даже если они вдруг оказывались правильными. Вернее, если бедняге удавалось вставить слово в ее обличительный монолог. К концу занятия шея несчастного гота покраснела от напряжения. Мне было неловко перед ним, но я не позволила чувству вины завладеть собой. Этого еще не хватало!
В коридорах стоял привычный гам: накачанные индюки сходились в схватках, фифочки из группы поддержки жеманно кривлялись возле них, остальные скромно ошивались рядом. Мимо шла только девочка из параллельного класса искусств. Я нерешительно кивнула ей, но она лишь нервным движением поправила рюкзак на плече и прошла мимо, не ответив мне даже взглядом.
Как скверно быть новичком!
Школьный буфет шумел, как море во время прилива, а запах только что натертых мастикой полов вперемешку с назойливыми ароматами готовых обедов доносился аж до аллеи Смерти. Нет, ничего потустороннего! Аллеей Смерти учащиеся называют коридор, ведущий к кабинету директора. В этом же коридоре, недалеко от буфета, стоит телефон-автомат. Достав из кармана мелочь, я подошла к телефону, сунула монетку и набрала номер из записной книжки.
Таких номеров, наспех нацарапанных карандашом или ручкой, в книжке целый лист. Я их всегда записываю, когда мы въезжаем в новый дом в очередном городе, а напротив обязательно указываю имя владельца дома. Потом проще разобраться со счетами по оплате аренды. Не заучивать же мне наизусть каждый раз новый номер телефона?! По крайней мере, я так и ответила отцу на его нотации по поводу записных книжек. На что он посоветовал попридержать язычок и, слава богу, отстал. Домострой семье Андерсонов не грозит.
В трубке послышались гудки: один… три… пять…
Наверное, папы нет дома, или он вышел во двор и не слышит звонка. Хорошо бы, конечно, улизнуть сейчас с занятий и разыскать отца. Да только он разозлится, и придется мне прослушать очередную нотацию о первостепенной важности получения достойного образования. Если я осмелюсь возразить, что, мол, толку в таком образовании нет, что в школе меня не научат очищать дом от полтергейста или, допустим, убивать зомби, тотчас последует лекция о том, что мне нужно вести нормальную жизнь девочки-подростка.
Пусть отец преследует всякую нечисть из сказок, по его словам, это не дает мне права сбегать с уроков. Никогда и ни при каких обстоятельствах! Даже если на охоте папа почти как слепой котенок, потому что лишь женщины в нашей семье наследовали то, что бабушка называла даром.
Непонятный, загадочный дар. То ли тихое помешательство, передаваемое по наследству, то ли сверхъестественные способности. Окончательного вердикта я пока еще не вынесла.
Что касается отца, он ни разу не огорчился и не выразил сожалений, что не оказался в числе кандидатов в психушку. С другой стороны, бабушка никогда не кичилась своими способностями, которые пренебрежительно называла «всякими глупостями», и вряд ли рассуждала по-иному в молодости, когда отец был еще сопливым мальчишкой. Знаете, и отца как-то сложно сейчас представить в роли неуклюжего угловатого подростка, но доказательством тому служат увиденные мной картины-видения.
Бабушка была мастерицей в сотворении видений!
…После пятнадцатого гудка я повесила трубку и, тупо уставившись на телефон, начала нервно грызть ногти. Неприятно?! А больно-то как! Особенно если рана на косточках левой руки еще не зажила! У других девочек отцы наверняка не орут, не заставляют их, превозмогая боль, наносить бесконечные удары по боксерской груше. С каждым ударом все сильнее и сильнее, снова и снова, бить, бить, бить, чтобы в конце концов убить! Вряд ли мои ровесницы наливают в термос святую воду и передают папаше ружье в окно, пока тот сдерживает натиск омерзительных тварей. Как, например, случилось с гигантскими тараканами-мутантами в Батон-Руж, когда после изнурительной битвы пришлось везти папу в больницу и придумывать разные небылицы о том, каким образом из его ноги оказался вырван целый кусок мяса.
Иногда трудно определить, где лежит грань между обыкновенной ложью в Нормальном мире, и притворной бравадой, без которой в Истинном мире не обойтись. Вы не представляете, сколько опасных схваток происходит за гранью темного мира, когда презрительное фырканье достигает поистине грандиозных размеров.
Из телефонной трубки опять доносились лишь одинокие гудки.
— Все, хватит, — прошептала я себе под нос, и тихие слова заглушила очередная волна гула из буфета.
Я не стала возвращать пятьдесят центов, и телефон-автомат их благодарно проглотил. Секунду-другую я постояла возле автомата, внимательно разглядывая его, будто он единственный способен подсказать самый лучший способ решить мои проблемы.