зале кинотеатра, однако произошедшее поразило меня куда сильнее. Такого я даже и представить себе не мог.

Внезапно я ощутил себя.

Себя.

Маленького, слепого, глухого, немножечко напуганного, — это мне передался испуг матери, — но в целом очень даже счастливого себя. И уже потухающим сознанием я дошёл до одной простой мысли:

Я никого не выгонял и не убивал. Просто девушка была беременна…

* * *

Сраная Москва.

Не люблю я её, вот не люблю и всё тут. Должно быть это из-за того, что она накрепко ассоциируется у меня с работой.

Не, ну а правда? Когда я бывал здесь без этих сраных ленточек? — думал я, перемахивая через две ступеньки вниз по эскалатору метро.

В правой руке у меня была клетчатая бело-синяя сумка, доверху забитая рулонами плёнки. В левой точно такая же, вот только с разноцветными ленточками для флористов… ну… чтобы букеты завязывать. По ощущениям что та, что другая тянули килограмм на десять.

Впереди меня бежала Лизка. У неё в руках были такие же объёмные баулы, как и у меня, вот только с другой продукцией. Она тащила всё самое дорогое и лёгкое. Декоративные бабочки, фигурки, смеси для цветов и плетёные корзиночки.

— Бегом-бегом! — подбодрила меня сеструха и мы кое-как прошмыгнули в закрывающиеся двери вагона.

Благо, народа в этот час почти не было. Все офисники уже вернулись с обеда и изо всех сил офисничали, так что почти весь вагон был в нашем распоряжении. Ну а особенно здесь, на конечной станции метро.

На линию мы выходили сразу после школы, часа в два. Добирались до Медведково, проезжали шесть-семь станций, выскакивали наружу, оббегали все цветочные ларьки в округе, распродавались по мере возможности, и ныряли обратно.

Дома были, как правило, к восьми.

В целом — ништяк.

В семнадцать лет вообще крайне проблематично найти вменяемую работу, ну а тут — свободный график, сдельная зарплата, да и коллектив слаженный. Охренеть какой слаженный, правда! Мы с сеструхой понимали друг друга с полуслова.

Не, ну а как иначе-то?

Близнецы всё-таки.

— Станция «Бабушкинская», — объявила барышня-диктор из динамика.

— Выходим⁉ — крикнула мне на ухо Лизка.

— Не! Тут батя с Лёхой вчера проезжали! Мы сегодня по жирным!

— О-о-о-о! — протянула Лизка. — Ништяк!

«По жирным» — это значит короткий день. Сейчас сперва заскочим на Рижскую, прямо на цветочный рынок. А затем сразу на Киевскую и с чистой совестью домой.

Как мы дошли до этого бизнеса?

О!

Это прекрасная история!

Началась она пару лет назад, с того, что батя как-то раз по пьяни спёр бабину прозрачного полипропилена. Спёр он её, — как это с ним всегда случается, — просто потому, что мог. Что с ней делать мы поначалу не знали и пылилась она у нас на балконе без дела примерно с месяц, пока как-то раз возбуждённый Лёха не ворвался домой и не сказал, что его осенило.

С тех пор после уроков мы разматывали бабину.

Резали её по десять метров, сматывали в аккуратные рулончики и продавали за бесценок в ближайшие цветочные ларьки. К тому времени, как бабина закончилась, Лёха нашёл ещё — на китайских складах.

А помимо полипропилена он заодно нашёл и всю остальную продукцию, которой мы сейчас торговали. И всё это, разумеется, по оптовым ценам.

Вот и получился у нас эдакий семейный подряд, с него и жили.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Свиблово».

До Рижской ещё пять остановок. Плеер я удачно похерил ещё неделю назад, телефон со змейкой отжала Лизка, а потому я решил немножечко вздремнуть. Припал любом к прохладной перекладине, закрыл глаза и…

Охренел.

Вместо привычной темноты прямо перед собой я увидел какие-то… э-э-э… штучки, очень похожие на пчелиные соты. А хотя…

Нет!

Стоп!

Это не соты! Это слоты! Пустые магические слоты!

И тут — бах! — как будто бы слетел предохранитель. Вся моя прежняя жизнь предстала передо мной во всей красе. Порталы, артефакты, магия, торговый хаб в ничейном мире. Всё это вспомнилось целиком и сразу.

— Твою мать, — это рядом выдохнула Лизка.

Я перевёл взгляд на сестру и увидел, что она с каким-то суеверным трепетом рассматривает собственные руки.

— У меня есть тело, — сказала она, чуть не срываясь на истерику. — У меня, мать его, есть тело! — а затем резко перевела взгляд на меня. — Яр⁉

И тут до меня дошло. Ларс и Кудряш, погоня от монстра, парковка за панельным домом, выстрел в воздух и моя душа, которую засасывает в утробу матери.

— Шиза? — спросил я. — Это ты?

Глава 2

Про то, что жить классно

Ну и какая теперь работа?

Какие, к чёртовой матери, ленточки?

Прямо в Свиблово мы вышли из вагона и сели в состав, который двигался обратно. Задумчивые, молчаливые и, — внезапно, — семнадцатилетние. Думаю, сейчас каждый из нас подбирал нужные слова, строил догадки и прикидывал варианты дальнейшего развития событий.

Нелегко…

Вообще нелегко…

Казалось бы, человеку разумному надо бы в первую очередь побеспокоиться о себе, но меня сейчас больше всего интересовала Шиза. Она же демоница! Как повлияло на неё рождение? Как повлияла на неё жизнь? Что изменилось в голове? Что и как она теперь будет делать?

Какова вероятность того, что после нашего «осознания» в подмосковных Мытищах начнётся череда ритуальных убийств или какая-нибудь другая оккультная дичь? Сегодня, например, найдём придушенную кошечку. Завтра бродячую собачку, у которой кишки по асфальту в виде пентакля выложены; послезавтра начнут пропадать бомжи, а послепослезавтра… Что может быть послепослезавтра?

Да хрен его знает! Я же не демонолог! Да и случай, зуб даю, беспрецедентный.

Зло пришло в этот мир!

Во плоти пришло! В виде бледной тощей девочки-подростка с чёрными как смоль волосами! Ну что это, если не какое-нибудь сбывшееся пророчество⁉

По-хорошему, надо бы сделать миру одолжение и придушить Шизу прямо сейчас, но…

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказала Шиза, поднимаясь по ступенькам.

— Правда?

— Правда, — кивнула она. — Сама в шоке.

Наверное, сейчас нужно было зацепиться за разговор и сказать что-то ещё. Что-то очень умное и проникновенное, но вместо этого я предложил:

— Давай по хот-догу?

— Давай, — согласилась Шиза.

Мы выскочили из северного вестибюля Медведково, перебежали дорогу и подошли к уличному лотку. Я сунулся в окошко и надиктовал заказ: два маленьких французских, один