— А я неинтересная?

— Для меня.

— А кто ты такой?

Никита промолчал, давая пассажирке понять, что потерял к ней всяческий интерес. Девушка взглянула на него и едко усмехнулась. Она ничуть не сомневалась в том, что спектакль продолжится, но Никита молчал с таким видом, как будто в салоне, кроме него, никого не было.

Заговорил он только тогда, когда машина остановилась у подъезда многоэтажного дома:

— Приехали!

— Дусика своего забери! — заявила шатенка.

Она недовольно поморщилась, оторвала от себя нечто невидимое, судя по ее движениям, трепыхающееся и протянула ему.

Никита с удовольствием включился в игру. Он попытался взять невидимого Дусика, но тот как будто вырвался и вернулся к пассажирке.

— Не хочет ко мне. Ему у тебя понравилось. Эй, ты куда?

Несуществующий Дусик выскочил из машины, метнулся к подъезду.

Никита проводил его взглядом, шлепнул ладонью по своей коленке и буркнул:

— Ну вот и все!

— Что все? — осведомилась шатенка.

— К тебе домой побежал.

— А кто сказал, что я здесь живу?

— Дусику никто не сказал. А мне… Я к тебе домой не рвусь. Даже на чашечку кофе.

— Даже на чашечку кофе? — Насмешливые нотки звонко прозвучали в ее голосе.

— А Дусику передавай привет. — Никита кивком показал на выход.

— А если он у меня поселится? — Девушка, похоже, не хотела уходить.

— Это ненадолго. Проголодается, на задних лапках ко мне прискочит.

— А я не могу его накормить?

— У тебя есть дурные мысли?

— Он питается дурными мыслями?

— Исключительно.

— У тебя много дурных мыслей?

— Тебя увидел, и появились.

— Браво!

— А у тебя есть дурные мысли?

Шатенка глянула на Никиту заинтригованно, с явной хитринкой. Дескать, если у меня и есть дурные мысли, то я тебе об этом не скажу.

— Ты должен подняться ко мне и забрать Дусика.

Почти так она и сделала, не сказала, но понять дала.

— Потому что у тебя нет дурных мыслей, и ему нечего есть, — сказал Никита.

— Я не хочу, чтобы он умер от голода, — подтвердила она.

— Отлично!

Они поднялись на шестой этаж, она ключом открыла дверь. В квартире никого не было. В гостиной за открытой дверью тихо, но звонко тикали часы.

— Дусик! — позвал Никита.

— А в ответ тишина. Не дошел или умирает от голода.

— Если умирает, то одних моих дурных мыслей будет мало. Тебе придется поднапрячься. — Никита пристально смотрел на свою новую подружку, как будто гипнотизировал ее.

— Ну, я попробую, — сказала она и завороженно кивнула.

— Я тебе помогу. — Он потянулся к ней.

Она откликнулась на это немое предложение, подалась к нему, приняла поцелуй, глубокий, напористый, вызывающий самые дурные мысли.

— Слышишь, как чавкает? — спросил Никита, оторвавшись от нее. — У него за одним ухом трещит.

— Почему за одним? — пробормотала она, прижимаясь к нему.

Никита не ответил, запустил руки под блузку, без церемоний расстегнул бюстгальтер, ловко снял и то, и другое. Шатенка недоуменно глянула на него, даже прикрыла руками обнажившуюся грудь. Она удивлялась не столько ему, сколько себе. С ним все ясно, но почему она так быстро сдалась? Но вместе с удивлением к ней пришло и понимание. Девушка опустила руки, подставляясь под удар стихии.

— Теперь у него за обоими ушами трещит, — сказал Никита.

— А в три уха он может? — спросила шатенка и закрыла глаза.

Никита вспомнил свою недавнюю фантазию. Вероника в своей прихожей, он ставит ее в позу… Здесь банкетки не было, но до гостиной рукой подать, а там кресло — широкое, тяжелое, с мягкими полукруглыми подлокотниками. И на колени можно поставить, и на живот положить.

Облегающие джинсы снимались не без труда, шатенка страстно извивалась, помогая Никите. Ему казалось, что она не просто раздевалась, а освобождалась от цепей, которые держали ее душу в плену смирения. Или от пояса целомудрия. А Никита воплощал собой порок, и ни стыда у него, ни совести. Безудержное стремление к победе било через край.

Кресло действительно оказалось тяжелым. Не так-то просто было сдвинуть его с места. Но когда Никита начинал, оно стояло в одном углу, а когда закончил, уже находилось в другом. Ковер смят, одежда разбросана. На полу валялась подушка с дивана. Никита вспомнил, как все было. По пути из одного угла в другой его подружка зацепилась за подушку, потянула ее за собой, но не смогла удержать в ослабевшей руке.

— Ты откуда такой взялся? — А сейчас у нее и вовсе не было сил.

Он сидел на кресле, вытянув ноги, а она покоилась на нем и едва заметно двигала задницей в такт свежим воспоминаниям, еще пахнущим потом.

— Скажи, мы теперь можем познакомиться? — спросил он.

— А нужно?

— Если тебя зовут Анужно, то меня — Иможно.

Он с кислым видом рассматривал ящерку, наколотую на шее шатенки. Вроде бы и занятно, но так же нелепо, как розочка на спине под лопаткой и китайский узор на плече. Хорошо, что хоть стрелку под пупком наколоть не догадалась. Мол, добро пожаловать! Впрочем, Никита побывал там и без приглашения, что сейчас его не очень-то и радовало. Выгорел порох, а новый почему-то не назревал. Это с Вероникой ему хотелось еще и еще.

— Я это уже поняла.

— Что ты уже поняла?

Он тоже понимал, что знакомиться вовсе не обязательно. Свое получил, победа засчитана, пора уходить.

— Что ты живешь так, как будто тебе все можно.

— Жизнь дается только раз.

— Где-то я это слышала… Даша.

— Я не Даша.

— Я Даша! — Шатенка поднялась и посмотрела на Никиту с таким видом, как будто он должен был на ней жениться.

Но это было исключено. Татуировки здесь тоже имели значение. Никита Яшин вообще не собирался жениться, но знал, что если вдруг, то он ни за что не поведет под венец девушку с такими картинками на теле. Татуировка — это клеймо, оставленное разгульной, порочной жизнью. Умом Никита понимал, что это далеко не всегда так, но подкорка была неумолима.

— Приятно было познакомиться, — сказал он, тоже поднялся, потянулся за своими джинсами.

— Уходишь? — Даша не просто угадывала, она как будто читала его мысли, стояла перед ним, даже не думая одеваться.

Тело у нее роскошное, этого не отнять, но нагота уже не возбуждала Никиту. Ему через час надо быть на тренировке, а Москва стоит в пробках.