душу войне, от тебя уже ничего не зависит — даже её исход, что уж говорить о жизни отдельного человека. И он плакал, в чёрных очках стоя у окна во двор, когда колени скрипача подогнулись и старик обвис на верёвках, которыми его привязали к расстрельному столбу, плакал от жалости к себе. Когда ровно сто тридцать три года тому назад тринадцатилетний Джамбаттиста Бонджорно ступил на горячую пыльную землю своей новой родины с борта «Астерии», босиком, потому что там, в тёмной бездне трюма продал свои новенькие лаковые туфли пройдохе Луиджи Бастиани за пять песо, босиком, но с любимой скрипкой в руках, разве мог он знать, что его единственного сына, учителя музыки Луку Бонджорно расстреляет внук того самого Луиджи Бастиани, сторговавшего у него новенькие лаковые туфли мануфактуры «Нико Дзаннони» за жалкие пять песо?

Последующие семь лет оставшейся ему жизни лейтенант, а потом и капитан Луис Бастиани едва ли не каждую ночь будет просыпаться в холодном поту и слушать, слушать, как в ночи, где-то совсем рядом — только протяни руку — играет скрипка: всегда одну и ту же мелодию, этот ненавистный второй каприс Паганини; и он будет слушать его все эти семь лет, пока не сойдёт с ума и не закончит свои жестокие дни, выстрелив себе в рот из револьвера, а прежде надев неизменные чёрные очки, чтобы не увидеть крови. Детство не прощает предательства.

— Хорошо, — сказала Тани, когда Матео Сакраменто закончил недолгий рассказ, — я всё перескажу лейтенанту слово в слово. Но может, лучше не говорить про сестру? Что если лейтенант найдёт её?

После того как Хосе Рохаса убили синие мундиры в схватке на перевале Ачиукан, убили потому, что он был предан своим ближайшим другом и сподвижником Эстебаном Адаманте и попал в окружение, сестра его, Мерседес, уехала в Лакожу, где жили у них родственники по отцу. Эстебан Адаманте после того боя на перевале, в котором Рохас и все его товарищи по оружию полегли, бросился в Гапаичу, за Мерседес, к которой, рассказывали люди, он испытывал страсть и жизнь которой вытребовал для себя в обмен на предательство. Но ведь известно, что плохие вести быстрей любого коня, вот предатель Адаманте и не успел, Мерседес улизнула. А может быть, он не успел потому, что конь его на узкой тропе попал копытом меж двух камней, споткнулся и, сломав ногу, повалился, да так, неудачно (или удачно — кто как на это посмотрит), что Адаманте, вылетел из седла и, размахивая руками, устремился прямо в пропасть. В последний момент успел он зацепиться за какой-то выступ и повис над бездной, крича от ужаса, напуская в штаны и призывая бога, хотя должен бы звать своего хозяина сатану. Ни господь бог, ни дьявол, однако, не слышали иуду, хотя, говорят, в горах Монте-Вильяно человек так близко к небу, что может слышать, как трутся боками облака, и что каждое его слово тут же доносится до небес, так что в тех местах следует быть особенно осмотрительным в речах — оттого-то, дескать, коренные обитатели гор как на подбор немногословны, слова из них не вытянешь, а если и заговорят, так чуть ли не шёпотом.

Сколько провисел Эстебан Адаманте над пропастью, по каменистому дну которой вился ручей, неизвестно, но в конце концов, уже едва цепляясь онемевшими пальцами за выступ, проклял он дьявола и отрёкся от него и поклялся, что искупит пред господом и людьми своё предательство, а к Мерседес даже и не подступит. Тогда господь бог послал ему мальчишку-пастуха из тамошних чиу, и тот, придя к обрыву, рек, мешая чиукаль с испанским: «Помогу вытащиться, коли дашь десятку». — «Конечно! — прохрипел Эстебан Адаманте. — Я дам тебе в три раза больше, только помоги!» Мальчишка помог Адаманте выбраться, а если бы не помог, уже не продержался бы иуда больше четверти часа, потому что силы его были на исходе. Но как ни тяжек был испытанный им смертный ужас, а он не повлиял на Эстебана Адаманте — мерзавец обманул пастуха, жалко ему стало обещанных тридцати песо, и едва отступила от него смерть, едва почуял он вольное дыхание жизни, как снова превратился в прежнего Эстебана Адаманте — предателя, обманщика, подлеца. Он застрелил пастуха, уже протянувшего руку за наградой, потом убил несчастного коня, из чьей сломанной ноги торчала белая кость, и пешком отправился в Гапаичу. Когда на следующий день он явился туда, Мерседес, в деревне не оказалось — она давно была на пути в Лакожу. Тогда не теряя времени, Адаманте купил себе нового коня и пустился в погоню — он начисто забыл свою клятву, данную под страхом смерти там, над пропастью, и в сердце его снова кипели страсть и похотливые желания — таково влияние на мужчину женской красоты, что ради обладания ею, ради миловидного лица, стройного стана и высокой груди готов он забыть любые обеты.

Чтобы срезать путь и опередить предмет своей безумной страсти, он пустился обратно той же дорогой — через перевал; однако, не суждено было Эстебану Адаманте настичь объект своего неумеренного вожделения, поскольку на том же самом месте конская нога попала меж двух камней, конь повалился, предатель вылетел из седла и устремился в пропасть. Из последних сил он умудрился зацепиться за каменистый выступ и повис над бездной, визжа от страха и напуская в штаны.

Сколько провисел Эстебан Адаманте над пропастью в этот раз, тоже неизвестно, но в конце концов, уже едва цепляясь онемевшими пальцами за выступ, проклял он господа бога и отрёкся от него и поклялся, что искупит пред обманутым сатаной свою провинность. «Только дай мне сил продержаться, — молил он дьявола, — дай продержаться, пока не придёт помощь». Сатана, услыхав эту мольбу, снизошёл до Эстебана Адаманте и в насмешку дал ему сил — отмерил так, чтобы только-только хватало удержаться скрюченными побелевшими пальцами, безо всякой надежды и каждую секунду ожидая падения. Что ж, предателей не любит даже дьявол.

С того часа и до конца дней своих Эстебан Адаманте будет висеть над пропастью и кричать от ужаса и безнадежности в ожидании спасителя, но никто не придёт, потому что ничья больше нога не ступит на перевал, прозванный Грито-де-Муэрте, перевалом Смертного Крика — никто не мог бы выдержать полных смертной истомы воплей, поминутно доносящихся из пропасти.

Тридцать девять лет, под палящим солнцем, под убийственными ветрами, под острым дождём и ледяным снегом провисит над бездной Эстебан Адаманте,