30 % времени она плакала от одиночества и невозможности слиться с каждым атомом во вселенной или от того, что ей нужно продолжиться в других людях, но она не знает как.

,— Но что если слиться все-таки возможно? — говорила я, а Шанти поддерживала меня звонким “Гав”.

Я боялась признаться, но на самом деле, я была твердо уверена, что слиться возможно — я знала это с тех самых пор, как переступила черту единственного живого леса и на короткую секунду почувствовала, что Лес и я — одно и то же, в точности одно и то же.

Она плакала у меня на коленях, а я гладила ее по волосам и говорила, как ценно мне то, что она доверяет мне свои слезы. Шанти сидела рядом и плакала в ответ. Я тоже плакала, только молча, внутри себя.

Иногда наша тоска становилась такой невыразимой, что Шанти начинала выть, и тогда сотни волков в лесу откликались на ее голос.

“Как тебе кажется, что такое счастье?” — спрашивала она меня, разливая чай по пиалам, или “Думаешь ли ты, что можно быть счастливым постоянно, все время?” или “Может быть, не нужно бороться с чувством неудовлетворенности. Возможно, оно двигает меня вперед”?

Мы сидели на пледе в ее саду под звездным небом. И я отвечала что-то вроде:

— Счастье — это способность быть в близости. Именно способность. Я допускаю, что человек может осознанно выбрать одиночество и быть счастлив. Но если он становится отшельником, потому что быть близким не может — то это бегство, а не настоящая отрешенность.

— Я думаю счастье, в том чтобы уметь перерабатывать чувства, — говорила она, — . Да, так бывает, что мы теряем что-то ценное и чувствуем утрату. Но если мы можем пережить это и снова радоваться жизни — тогда мы счастливы. Несчастным человек становится, когда застревает в страданиях. Но ведь горечь и утрата — это тоже жизнь, понимаешь?

— А может быть, счастье в том, чтобы осознавать себя живым? Я имею в виду, чудо быть живым. И вот этой радости от осознания жизни достаточно, чтобы быть счастливым.

Иногда наши взгляды не совпадали. Тогда она говорила: “Мы не спорим. Я бываю настойчивой, но у меня вовсе нет задачи тебя переубедить. Нет задачи выбрать какое-то одно мнение. Представь, что каждая наша идея — это книга. Мы можем положить их рядом на стол. И это здорово, что у нас будут такие разные книги, каждая из которых имеет право на жизнь. Просто что-то выбираю я, а что-то выбираешь ты.”

Ее звали Дианой. Позже я узнала, что кроме придуманной работы у нее есть реальная — она была главным астрологом ближайшего города. Чтобы наблюдать за звездами, она ночами залазила с телескопом на высокий дуб, а по утрам составляла прогнозы.

Мне было мирно и радостно жить рядом с ней. Я вдруг оказалась ценной и любимой, и узнала, какой близкой могу быть.

8.

Однажды в нашем тихом, уютном мире появился мужчина. Он пришел к дому по лесной тропе. Высокий, небритый, с черными густыми волосами. В простой, просторной одежде из льна и походным мешком за спиной.

Я увидела его из окна и замерла. Дыхание перехватило: он был точно таким, каким видела его в своих мечтах. Я любовалась им, пока он меня не заметил. Он улыбнулся — открыто, свободно — и помахал мне рукой. Я оторвала себя от окна и пошла к нему, на улицу, словно в трансе. Мне было страшно и стыдно. Лицо бросило в жар, тело дрожало.

Я вышла к нему, смотрела на него, не могла ничего сказать. Он заговорил первым:

— Здравствуйте. Я ищу астролога. У меня важное поручение от градоначальника.

— Сейчас позову.

Я не смогла улыбнуться в ответ. Так же молча развернулась и пошла на задний двор, чтобы позвать Диану.

Мужчина остановился у нас, пока Диана составляла астрологические карты по заданию градоначальника. Вечером мы пили чай в саду. Он не сводил с нее глаз. Она была такая легкая, уязвимая и изящная — какой мне не быть никогда. Я молча наблюдала за тем, как они общаются друг с другом. Потом так же молча встала и пошла в дом. Они не заметили.

Утром я обнаружила их обоих одетыми по-походному. Солнце только встало, а они уже были собраны и счастливы.

— Мы уходим в небольшой поход, — сказала Диана, — хочу показать нашему гостю водопад, вернемся вечером.

— Хорошо, — сказала я.

— Ты вчера ушла спать и не попрощалась. Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо. Вы были увлечены разговором. Не хотелось вас отвлекать.

Они ушли. Я долго стояла на месте и смотрела им вслед. Рядом оказалась Шанти, ободряюще дотронулась носом до моей руки.

Я погладила ее по голове.

— Пойдем искать завтрак?

Мы отправились на задний двор. Зашли в амбар. Здесь Диана все лето заготавливала припасы на зиму. Овощи, орехи, сушеные ягоды, мед.

— Знаю, что нельзя, Шанти. Съем чуть-чуть.

Я ела весь день, до самого заката, пока у меня не выросло свиное рыло и уши. Уничтожала любую еду, которую видела и очнулась только, когда услышала мужской голос:

— Ты приютила у себя свинью.

Диана и ее спутник вернулись с лесного свидания. Я сидела на полу амбара, вокруг меня была разбросана еда. Что-то надкусано и выброшено. Что-то просыпалось из мешков и банок.

Я уничтожила все ее припасы на зиму и труд нескольких месяцев. Осталась одна крупа. Она сказала только два слова: “Убирайся вон”.

Я бежала прочь по лесу, а в ушах у меня звенели слова бабушки-паучихи: “Ты как свинья. Хорошо, что мать слепа и не может тебя увидеть”.

Шанти бежала следом за мной.

9.

Я остановилась, когда дыхание закончилось. Села на землю и заплакала. Хотелось кричать, но крик застрял в горле. Шанти сидела рядом, положив голову мне на колени.

Вдруг я заметила, как в траве, у корней дерева, что-то пылает ярко красным. Подошла поближе и увидела алый гриб. Диана показывала мне такие грибы и говорила, что они ядовитые. Шанти тоже подошла и стала обнюхивать гриб.

Я опустилась на землю. Смотрела на него какое-то время, затем медленно сорвала, оторвала кусок от шляпки и начала есть.

Шанти зарычала. Она кинулась на меня и впилась зубами в руку. Я закричала от боли и страха и выпустила гриб из рук. Шанти схватила его и убежала, чтобы спрятать. Но я уже успела откусить небольшой кусочек. Шанти вернулась, посмотрела мне в глаза и жалобно